И Дрема помнит об этом.
Номинально Радиша наша пленница. Ее похитила Дрема. Князья станут орудиями Отряда, если нам удастся вернуться. Они не спорят с этим, но, подозреваю, у них есть свое мнение на сей счет.
– Раджахарма, – произнес я с легким поклоном.
Не удержался от соблазна напомнить, куда их привел путь измены: здесь они не могут исполнять свои обязанности перед подданными.
– Освободитель. – Радиша слегка поклонилась в ответ. Клянусь, она с каждым месяцем становится все скромнее. – Вижу, ты быстро поправляешься.
– Мне не привыкать. Правда, прыгаю я уже не так далеко и высоко, как прежде. Наверное, старость подкрадывается. Вы и сами хорошо выглядите, – солгал я. – Вы оба. Чем занимаетесь? Я давно вас не видел.
Прабриндра Дра не ответил. Он так и остался для меня загадкой, молчаливый и невозмутимый со дня нашего воскрешения. Когда-то мы неплохо ладили. Но времена меняются. Никто из нас не остался таким, каким был в годы войн с Хозяевами Теней.
– Твоя ложь низка, как брюхо змеи, – сказала мне Радиша. – Я старая, уродливая и все еще стыжусь себя… Но ты говоришь то, что моя душа желает услышать. Однако забудь о раджахарме. Этим меня уже не уязвить. Я сама себя казню. Ибо понимаю, что сделала. В то время я полагала, что поступаю правильно. Протектор манипулировала мной, пользуясь моим отношением к раджахарме. Когда мы вернемся, ты увидишь нас совсем иными.
Раджахарма – обязанность правителя служить своим подданным. Когда это слово произносят государю в лицо или используют как риторическое обращение, оно служит сильным обвинением в некомпетентности.
Низенькая Радиша – женщина крепкая и упрямая. К несчастью, ей придется одолеть еще более крепкую, упрямую, безумную и почти всемогущую чародейку, если княжна пожелает выполнять свои обязанности, как полагается правительнице.
Я взглянул на ее брата. У князя не изменилось выражение лица, но я почувствовал, что по сравнению с сестрой он оценивает предстоящие им трудности более трезво.
Дядюшка Дой шлепнул по чему-то учебным мечом. Громкий звук прервал нашу болтовню.
– Возьмите шесты. И по моему сигналу начинайте выполнять каду журавля.
Он не потрудился объяснить новичку, что это означает.
Лет двадцать назад я наблюдал за упражнениями нюень бао и недолго занимался вместе с ними. Летописцем тогда был Мурген. Гота, Дой и Тай Дэй, брат его жены Сари, жили с ним. И Дой теперь ожидает, что я все вспомню.
Но помню я лишь то, что када журавля – первый и простейшей из десятков медленных танцев, включающих в себя все формальные позы и движения школы фехтования Доя.
Старый жрец вел занятие, стоя впереди спиной к ученикам. И хотя был старше любого из нас, двигался с четкостью и грациозностью, граничащей с красотой. Но когда к нам чуть позднее присоединились Тай Дэй и Тобо, оба они превзошли старого наставника. Трудно было не остановиться и не полюбоваться мастерством Тобо.
По сравнению с парнем я был неуклюжим растяпой, даже когда просто стоял на месте.
У него все получается так легко!
Он обладает всеми талантами и навыками, какие только могут понадобиться. Если что и остается под вопросом, так это его характер. Немало хороших людей упорно работало, превращая мальчишку в достойного и справедливого мужчину. Кажется, это им удалось. Но он все еще меч, не проверенный в бою. И искушение еще не шептало ему в ухо.
Я пропустил шаг и споткнулся. Дядюшка Дой врезал мне тростью по заднице, как подростку-новичку. Лицо осталось бесстрастным, но подозреваю, что сделать это мастеру хотелось очень давно.
Я постарался сосредоточиться.
12
Плато Блистающих Камней. Непоколебимый Страж
Существо, сидящее на огромном деревянном троне в крепости, что в центре каменной равнины, искусственное. Возможно, его создали боги, воевавшие за плато Блистающих Камней. Или же его творцы – те, кто создал эту плоскость, если они сами не были богами. На сей счет есть множество мнений. Сам же демон Шиветья если и не придерживается фактов, то уж точно их придерживает. Последнему из своих хроникеров он поведал несколько разноречивых версий. Старик Баладита расстался со всякой надеждой установить истину и занялся поисками глубинного смысла в том, что голем соизволил рассказать. Баладита понял, что прошлое – не только чужая территория, но и зал с зеркалами, отражающими потребности душ, наблюдающих из настоящего.
Абсолютный факт утоляет голод лишь немногих людей. Символ и вера служат остальным.
Карьера Баладиты в Отряде дублирует его прежнюю жизнь. Он пишет. Когда был копиистом в княжеской библиотеке Таглиоса, тоже писал. Сейчас он номинально военнопленный. Вполне возможно, что старик успел об этом позабыть. Ведь в действительности он сейчас куда более свободен в удовлетворении любопытства, чем в бытность свою царедворцем.
Старый ученый живет и работает у ног демона, что для историка-гуннита равноценно пребыванию в личном раю. Если историк не слишком ревностно придерживается гуннитской религиозной доктрины.
Нежелание Шиветьи выдавать категоричные утверждения может иметь причиной осознание своей горькой участи. По его собственному признанию, с большинством богов он встречался лицом к лицу. И воспоминания голема об этих встречах льстят богам еще меньше, чем те, которыми приправлена гуннитская мифология, где лишь считаные божества могут считаться образцами для подражания. Гуннитские боги почти все без исключения жестоки, эгоистичны и не ведают священного смысла раджахармы.
Высокий чернокожий мужчина шагнул в пятно света, отбрасываемое лампой Баладиты.
– Узнал сегодня что-нибудь интересное, старина?
На лампы копииста уходит много масла. Но никто его этим не попрекает.
Старик не отвечает. Он почти глух и пользуется своей ущербностью на всю катушку. Даже Нож больше не настаивает, чтобы Баладита ходил в наряды по лагерю наравне со всеми.
Нож повторяет вопрос, однако нос старика остается почти прижатым к странице, на которой пишет рука. Пишет быстро, четким почерком. Нож не понимает букв мудреного духовного письма, кроме нескольких, которые есть и в чуть менее сложном светском алфавите. Нож задирает голову, смотрит в глаза величиной с яйца птицы Рух. Слово «злобные» подходит к ним прекрасно. Даже наивному старому Баладите и в голову не приходило, что демона следовало бы избавить от пытки неподвижностью, выдернув кинжалы, пригвоздившие его конечности к трону. Но ведь Шиветья и сам не просит освободить его. Он терпел тысячи лет. И терпение у него каменное.
Нож пробует зайти с другой стороны:
– Из Вороньего Гнезда прибыл гонец. – Нож предпочитает называть базу Отряда местным именем. Оно звучит гораздо драматичнее, чем Форпост или Плацдарм, а у Ножа драматизм в чести. – Капитан рассчитывает вскоре получить сведения о Вратах. Ожидает сдвига на переговорах в Хань-Фи. Мне велено поднять побольше сокровищ. А тебе – заканчивать исследования. Мы скоро выступаем.
