Но теория и практика не всегда ладят друг с другом. Поэтому мы никогда не позволяли Сари ездить без очевидной защиты.
Хань-Фи построен на склоне горы и возвышается на тысячу белоснежных футов. Самые верхние здания даже не видны снизу, они прячутся в вечных облаках.
В нашем мире на этом же месте голые скалы расступаются, образуя южный вход на единственный хороший перевал через горы Данда-Преш.
Человек, чья жизнь прошла на войне, непременно задастся вопросом, не было ли это сооружение изначально крепостью? Несомненно, оно доминирует на этом краю перевала. Я стал высматривать поля, необходимые для пропитания монастырских обитателей. И увидел цепляющиеся за склоны террасы, этакие лестницы для кривоногих великанов. Люди веками носили сюда землю, преодолевая как минимум несколько лиг, – корзина за корзиной, поколение за поколением. Эта работа, несомненно, продолжается и сейчас.
Шри Сантараксита, Мурген и Тай Дэй встретили нас снаружи, возле украшенных орнаментом нижних ворот. Я давно не видел этих двоих, хотя они приезжали на похороны Готы и Одноглазого. Сам я тогда валялся без сознания.
Толстый шри Сантараксита больше никуда не ходит и не ездит. Пожилой ученый решил закончить свои дни в Хань-Фи, якобы в роли агента Отряда. Здесь он нашел братьев по духу; здесь его ждут тысячи исследовательских задач. Здесь он встретил людей, столь же страстно желающих учиться у него, как и он у них. Этот корабль обрел наконец свою пристань.
Сантараксита поприветствовал Дрему, раскрыв объятия:
– Дораби! Наконец-то! – Старик упорно называл ее Дораби, потому что при знакомстве она представилась этим именем. – Пока ты здесь, обязана увидеть главную библиотеку! Жалкая кучка книг, что была у нас в Таглиосе, ей и в подметки не годится.
Он оглядел нас, и радость его покинула. Дрема привела с собой грубых мужланов. Которые, как он считал, способны холодной ночью бросить книгу в костер. Парни вроде меня, со шрамами, без нескольких пальцев или зубов и с кожей того цвета, какого в стране Неизвестных Теней прежде не видели.
– Я приехала сюда не отдыхать, шри, – ответила Дрема. – Так или иначе, но я должна получить информацию о Вратах. Новости, приходящие с той стороны, не радуют. Необходимо привести Отряд в полную боеготовность, пока не стало слишком поздно.
Сантараксита кивнул, огляделся, не подслушивает ли кто, подмигнул и снова кивнул.
Плетеный Лебедь задрал голову и спросил у меня:
– Как думаешь, тебе хватит сил забраться на самый верх?
– Запросто, если дашь мне пару дней. Кстати, я сейчас даже в лучшей форме, чем был в ту роковую ночь. Сбросил немало лишнего веса и накачал мускулы.
Но по-прежнему быстро выдыхаюсь.
– Отлеживайся сколько угодно, старина.
Лебедь спешился и передал поводья одному из мальчишек, что выбежали нас встречать. Всем было от восьми до двенадцати лет, и все упорно молчали, словно им вырезали голосовые связки. Дети ходили в одинаковых светло-коричневых балахонах. Этих мальчиков еще младенцами отдали в монастырь родители, неспособные их прокормить.
Встретившие нас мальчики уже миновали какую-то веху на своем пути к монашеству. И вряд ли мы увидим здесь кого-то моложе.
Лебедь подобрал камень размером с небольшое яблоко.
– Брошу с вершины, когда поднимемся. Хочу посмотреть, как он станет падать.
В душе Лебедь остался мальчишкой. Он пускает по воде «блинчики», оказавшись на берегу реки или пруда. И даже пытался обучить меня этой премудрости по дороге в Хань-Фи. Но руки и пальцы у меня уже не те, чтобы состязаться с Плетеным в метании камешков. Даже держать перо уже трудновато.
Мне не хватает Одноглазого.
– Смотри не звездани какому-нибудь генералу промеж глаз. Нас и так здесь многие недолюбливают.
Нас здесь боятся. Хотели бы нами манипулировать, но не могут найти способ. Снабжают провизией, позволяют набирать рекрутов, но при этом надеются, что мы однажды уйдем. Оставив им Длиннотень. А мы умалчиваем о том, что могли бы обойтись и без местного обеспечения, устроив военную кампанию за пределами плато. За четыреста лет для нас стала естественной мысль: всяк, кто имеет с нами дело, должен немного нервничать. И не надо говорить ему того, что он знать не должен.
Длиннотень. Марича Мантара Думракша. У него есть и другие имена. Ни одно из них не указывает на популярность. Пока военачальники верят, что мы можем доставить его в цепях, они готовы прощать нам все, что угодно. Двадцать поколений их предков взывают к мщению.
Подозреваю, что приписываемая Длиннотени злобность набирала силу от пересказа к пересказу, а герои, которые его изгнали, выросли в настоящих гигантов.
Хотя Девять – сами солдаты, они нас не понимают. Отказываются признать тот факт, что они солдаты другой породы, призванные на службу ради целей гораздо менее масштабных, чем наши.
14
Страна Неизвестных Теней. Хань-Фи
Мы с Лебедем стояли в коридоре возле зала, где вскоре должны были начаться наши переговоры с Шеренгой Девяти. Военачальникам понадобилось немало времени, чтобы добраться до Хань-Фи, а затем изменить внешность анонимности ради. За окном мы не видели ничего, кроме тумана. Лебедь так и не бросил камень.
– Зря я решил, что уже вернулся в форму, – сказал я. – Все тело болит.
– Говорят, некоторые здесь проводят всю жизнь, перемещаясь лишь на этаж-другой, когда заканчивается послушничество и начинается монашество, – сказал Лебедь.
– Такие люди уравновешивают тебя и меня.
Лебедь странствовал меньше моего, но здесь, на краю света, разница в несколько тысяч миль уже не кажется существенной. Я попытался разглядеть каменистую равнину, которую мы пересекли, приближаясь к монастырю, но туман был почти непроницаем.
– Думаешь о том, что спускаться будет легче? – спросил Лебедь.
– Нет. О том, что жизнь в такой изоляции сильно сужает кругозор.
Не говоря уже о ничтожно малом количестве женщин в Хань-Фи. Да и те, что есть, принадлежат к женскому монашескому ордену. Они соблюдают целибат и ухаживают за подаренными младенцами, а также за самыми старыми и больными обитателями монастыря. Остальное его население состоит из монахов; все они бывшие подкидыши; все также дали обет воздержания. Наиболее фанатичные даже делают себя физически невосприимчивыми к плотскому соблазну. Отчего почти все мои братья считают монахов существами даже более жуткими и загадочными, чем ночные приятели Тобо. Ну какому солдату понравится идея расстаться со своим лучшим другом и любимой игрушкой?
– Узость кругозора может быть такой же силой, как и слабостью, Освободитель, – прозвучало у нас за спиной.