Иногда Нарайян задавался вопросом, какой она могла бы стать, если бы выросла с родной матерью. Он не сомневался, что к этому возрасту Госпожа уже превратила бы ее в воплощение темного ужаса. И уже не в первый и даже не в сотый раз посетовал, что в тот день, когда он похитил новорожденную Дщерь Ночи, Кина не позволила ему принести Госпожу в жертву. Если бы эта женщина тогда умерла, ему бы жилось куда легче.
– Дай-ка взглянуть.
Нарайян присел. Боль вцепилась клыками в увечную ногу, словно кто-то полоснул по ней тупым ножом. Старик всмотрелся в каменистую пустошь без следов жизни, если не считать корявого обломка древесного ствола посередине, чуть выше пяти футов. В нем чудилось нечто знакомое. Душила не видел его прежде, но не сомневался, что узнает.
– Не шевелись, – прошептал он. – И дыши пореже. Что-то не так.
Он замер. Девушка тоже. В подобных случаях она не задавала вопросов. Спутник каждый раз оказывался прав.
Наконец Нарайян вспомнил. И прошептал:
– Это Протектор. Она внутри, окруженная иллюзией. Уже прибегала к трюку с пнем. Я об этом слышал в плену у Черного Отряда. Так она устраивала засады, и солдаты предупреждали друг друга об этой уловке. Приглядись к основанию ветки, что дважды изгибается и заканчивается пучком прутьев. Видишь, там прячется ворона?
– Да.
– Осторожно отползай назад. Медленно. Что?.. Замри!
Девушка застыла. И оставалась неподвижной долгие минуты, пока Нарайян не расслабился.
– Что не так? – шепотом спросила она.
Ни пень, ни ворона не сделали ничего настораживающего.
– Там что-то было… – Но Нарайян уже засомневался. Вроде что-то мелькнуло на периферии зрения, но прямой взгляд ничего не дал. – Возле большого красного валуна.
– Тихо! – Девушка уставилась в другую сторону. – Мне кажется… Ничего не вижу, но чувствую. По-моему, кто-то наблюдает за деревом…
Низкое рычание за спиной они скорее ощутили, чем услышали.
За многие годы они развили в себе такую самодисциплину, что сейчас никто даже не моргнул. Мимо рысцой пробежал кто-то большой и темный. Рот у живого святого раскрылся, но из него не вырвался вопль. Девушка прижалась к душиле, не делая резких движений.
Через прогалину промчалось нечто похожее на ворох лоскутов, вырезанных из незнакомого зверя. Оно совершенно не походило на собаку и имело слишком много конечностей. Но, задержавшись на миг возле ствола, оно задрало ногу и оросило его.
А затем, разумеется, умчалось. Но осталась Душелов, принявшая собственный облик. И охваченная яростью.
– Что-то изменилось, – прохрипел Нарайян сквозь боль.
– Нечто большее, чем моя мать.
Нечто большее, чем Матерь Тьмы.
И с этого момента они постоянно чувствовали, что за ними непрерывно наблюдают, хоть и не могли обнаружить никого вокруг себя.
29
Хатовар. Властелины небес
Мои вороны потрудились на совесть. Через час я узнал, что Дрема уже прорвалась в наш родной мир и что форвалака оставила Ворошков и мчится к нам. Я немедленно начал отдавать приказы. Вполне возможно, что до появления Бовок у нас есть несколько часов, но хотелось убедиться, что каждый из моих товарищей уже занял отведенную ему позицию и что все мои ресурсы могут быть пущены в ход немедленно.
Плетеный Лебедь ходил за мной по пятам, напоминая, что поднятая мной суета – образчик тупого солдафонства, которое так возмущало меня в действиях Дремы.
– Лебедь, ты хочешь построить себе дом в Хатоваре?
– Эй, гонцов не убивают!
Я что-то раздраженно буркнул, затем пошел и отыскал свою благоверную.
– Нам пора переодеваться. Готовься к спектаклю.
– О, я всегда была неравнодушна к мужчинам в черном и с птицами на плечах!
Мы завершили приготовления. Десяток уцелевших трубок с огненными шарами разместили на позициях – на мой взгляд, идеально выбранных с тем расчетом, чтобы обрушить на Бовок плотный перекрестный огонь, когда она бросится в атаку. Если это не убьет оборотня, то выгонит на меня, прямо на копье Одноглазого.
Я ждал схватки, и это было необычно. Хоть я и профессиональный солдат, но не из тех, кто наслаждается процессом убийства.
Вороны доложили, что монстр уже через час доберется до нас. Людей заблаговременно накормили, чтобы погасить все костры до появления форвалаки. Добытого Доем кабана обглодали быстро. В моей команде мало вегетарианцев.
Мы с Госпожой и Лебедем убивали время, играя в камень-ножницы-бумагу, когда к нам приблизился Мурген:
– Здесь Гоблин. Только что подошел к краю плато. С ним двое парней. А ты неплохо выглядишь. – Ему еще не доводилось видеть новые доспехи Жизнедава.
– Да будут благословенны Капитан и ее бесконечная мудрость, – проворчал я. – Быстро сработано. Надо приглядывать за этим мелким дерьмом. – Словно такие приказы нуждаются в повторении. Я повернулся к Госпоже. – Так что, дать ему дело?
– Обязательно. Пускай поработает. Одноглазый был его лучшим другом, разве не так?
– Мурген, когда он сюда спустится и мы с ним поговорим, отведи его туда, где я поставил пару двухдюймовок. Мы не знаем, остались ли в них заряды. Парней, что с ним пришли, отправь назад, пусть прикрывают подступы к Вратам. А сам останься с Тай Дэем и Гоблином.
Мурген бросил на меня настороженно-холодный взгляд.
– В случае чего проткни его. Или шарахни по башке. Если он даст повод.
– Какой, например?
– Не знаю. Ты взрослый и умный мужчина. Неужели сам не поймешь, что его пора обезвредить?
– А тебе не кажется, что те двое приставлены к нему как раз с этой задачей?
Об этом я не подумал. Что ж, вполне вероятно, что Дрема приняла меры предосторожности.
– Мы можем им полностью доверять?
– Пока я шел сюда, не успел этого выяснить.
– Значит, мой приказ в силе.
Я рассматривал Гоблина. В последний раз мы с ним виделись незадолго до того, как я оказался в подземелье. Он сильно постарел.
– Слышал, что ты дезертировал.
– Я уверен, что Одноглазый все объяснил.
Голос остался прежним, но во всем остальном ощущалось некое неуловимое отличие, причинами которого, наверное, было скорее время и измена памяти, чем поселившееся в Гоблине зло. Но моя подозрительность еще никогда меня сильно не подводила.
Рост Гоблина приближался к нижнему концу шкалы для нормальных людей. Но колдун был относительно широкоплеч, несмотря на то что в последние годы плохо питался. У него почти не осталось волос. И он не улыбался.
