– Вроде местечко вполне уютное, Капитан. А мы никуда не торопимся. Можем здесь задержаться хотя бы для того, чтобы узнать его название.
Мое предложение ее не воодушевило.
– Гархавнес!
– И тебе не хворать.
– Гархавнес – название поместья, идиот.
– Лучшего из всего, что мы до сих пор видели. Не поселить ли нам здесь брата и сестру? Пусть снова привыкают к княжескому образу жизни.
Боги свидетели, что в Отряде князья были напрочь лишены такой возможности. Мы просто тащили их, как заплечный мешок, – авось когда-нибудь пригодятся.
– А тебе не надо что-нибудь записать? Или вскрыть парочку нарывов?
– Сейчас – нет. Я весь в твоем распоряжении и переполнен советами.
Не успела Дрема сочинить достойный ответ, не содержащий бранных слов, как из поместья появилась небольшая толпа – несколько мужчин, с ними женщины и дети.
Наш лагерь выглядел весьма впечатляюще.
Мы и хотели, чтобы он смахивал на стоянку кочующей орды.
Откуда-то материализовался Тобо с родителями и сказал:
– Призраки сработали даже быстрее, чем я рассчитывал.
Он вытянул руку ладонью вниз и что-то прошептал как будто на языке Хсиена. Секунду спустя из окна на втором этаже поместья вырвался дикий вопль. Там сидели два лучника, уже взявшие на прицел беглецов. Один даже ухитрился вывалиться в узкое окошко.
– Пусть твои приятели нашептывают осажденным, что каждому, кто сдастся до рассвета, мы разрешим забрать личные вещи. Даже позволим ему вернуться домой и никак не обидим, если он присягнет Прабриндра Дра. А тот, кто будет взят живым после восхода солнца, попадет в наши рабочие команды.
У нас не было рабочих команд. Но они комплектовались в ходе осадной войны из военнопленных и крестьян, не успевших вовремя сбежать. Так что угроза была веской. А братья Черного Отряда давно приобрели репутацию варваров, которым наплевать и на кастовую принадлежность, и на аристократическое происхождение, и на жреческий статус.
Едва стало ясно, что мы можем защитить беглецов от мести осажденных, как наружу хлынул живой поток. Обычно первыми сдаются солдаты, которых ставят охранять запасной выход, чтобы через него не просачивались дезертиры.
Как выяснилось, организаторы сопротивления не были в авторитете у своих насильно собранных сообщников.
Итак, кое-кто не желал расставаться с Протекторатом, но простой люд это не интересовало. С несколькими дезертирами я поговорил и убедился, что они не относятся к числу наших идейных врагов. Их житье-бытье мало зависело от тех, кому принадлежало поместье. Чего нельзя сказать о созревшем урожае.
Здесь мы вновь убедились, что есть в жизни великая правда.
На рассвете в поместье вошли наши солдаты. Я все еще спал. Приятели Тобо сеяли панику. Наши люди двигались следом и подчищали. Никто из братьев не погиб, лишь некоторые получили незначительные ранения. В порыве великодушия Дрема передала почти всех пленных аристократов Радише и ее брату – для суда. И лишь тех, на кого Тобо указал как на неисправимых прихвостней Протектора, судили по законам Отряда.
– Разнеси эту весть по округе, – велела Дрема Тобо. – И можешь преувеличить масштаб нашей победы.
– Сегодня ночью маленький народец будет нашептывать это каждому спящему на двести миль вокруг.
57
Низинные таглиосские территории. Воскрешение
До сих пор эта провинция имела общие религии с остальными таглиосскими территориями, где большинство населения составляли гунниты. Местный язык был близок к тому, на котором говорят в окрестностях Дежагора. Небольшая практика позволила Дреме его освоить.
То, что я называл поместьем, скорее напоминало деревню – находящуюся внутри единого здания. Главным строительным материалом послужил необожженный кирпич. Построенные из него стены тщательно оштукатурили, чтобы не размыло дождями. Внутри здания располагалась открытая центральная площадь – как с цистернами для воды, так и с хорошим колодцем. По всему периметру на площадь выходили конюшни и мастерские. Остальную часть здания занимал лабиринт коридоров и комнат, где люди, очевидно, жили, работали и торговали, словно огромное сооружение и в самом деле было чем-то вроде городка.
– Вылитый термитник, – сказал мне Мурген.
– Князь и его сестричка почувствуют здесь себя совсем как дома. Такой же воплощенный кошмар, как и дворец в Таглиосе. Только размером поменьше.
– Хотел бы я знать, чем тут питаются. Запах просто ошеломляющий.
Ароматы специй плотным облаком заполняли каждый коридор. Но это характерно для любого таглиосского села или города.
Нас отыскал Тай Дэй. Подумать только, он оставил Мургена на несколько минут без присмотра! Тоже, видать, стареет.
– Тобо велел передать, что Дрема решила рискнуть и разбудить Ревуна.
Вот теперь я точно мог сказать, что Тай Дэй встревожен. Столь длинные фразы он произносил лишь несколько раз в жизни.
Дрема решила оформить пробуждение со всей помпой, церемонией и драматургией. После ужина мы собрались там, где прежде был храмовый зал, – когда все хорошо поели и предположительно расслабились. Зал был плохо освещен и обильно уставлен многоглавыми и многорукими идолами, что вовсе не настраивало меня на благодушный лад.
Никто из этих идолов не изображал Кади, но любой гуннитский идол производит на меня неприятное впечатление.
Я и сам выступал в роли полубога, появившись в чудовищных доспехах Жизнедава. Удовольствия мне эта роль не доставляла.
Однако моя дражайшая супруга просто обожает обличье Вдоводела. По любому поводу она готова на несколько часов облачиться в уродливые доспехи и вспомнить старые добрые деньки, когда она была куда большей злодейкой, чем Вдоводелу полагается быть сейчас.
Роль наша на этом представлении была скромной – сидеть в темном углу и излучать ауру мрачного колдовства. Короче, внушать уважение, пока другие делают дело.
Тобо пришел просто как Тобо. Даже не счел нужным переодеться в чистые штаны и рубашку. Зато привел своих учеников – Ворошков.
Остальные зрители состояли из старших офицеров и провинциальных аристократов. Эти последние явились для того, чтобы познакомиться с Прабриндра Дра, а заодно разнюхать, что можно сделать, чтобы избавиться от нашего присутствия.
Завоеватели приходят и уходят.
Зал был переполнен. Толпа источала немало тепла. А я прел в доспехах, неподвижно сидя у стены на стуле и держа в правой руке копье Одноглазого. Большего, собственно, от меня и не требовалось.
