Гхопал кивнул, невидимый в темноте. Начальник серых, державший город в ежовых рукавицах, к бандитам был особенно суров. Могаба знал – хоть и не пытался выяснить подробности, – что некое событие в прошлом сделало Гхопала непримиримым врагом нарушителей закона.
– К чему ты клонишь? – спросил Гхопал.
– К тому, что если мы и дальше будем так воевать, то войну, быть может, и выиграем, но при этом уничтожим Таглиос. А если проиграем, здесь тоже воцарятся анархия и разруха.
– И что?
– А то, что врагам на это наплевать. Они пришли не город завоевывать. Они пришли за тобой и мной. И за Кадидасом. Но прежде всего им нужна Дщерь Ночи.
Могаба ощутил нарастающее подозрение Гхопала. Ничего, белая ворона вскоре вернется.
– Думаю, нам лучше уйти, Гхопал. Избавить Таглиос от страданий. Гарнизоны восточных провинций нам верны, там мы сможем продолжить борьбу.
Гхопал мог бы на это возразить, что у них не будет никаких шансов одолеть армию, засевшую в столице, подкрепленную отрядом чародеев и не испытывающую нужды в деньгах. Он давно знал своего командира. Могаба – упрямый военачальник, и у него нет слабостей, кроме одной: тайной любви к принявшему его городу, любви, которую он проявил уже несколько раз. И Гхопал без труда поверил, что Могаба скорее уйдет из Таглиоса, чем позволит его уничтожить и превратить в памятник своему эго. Нынешний Могаба уже не тот высокомерный юнец, который защищал Дежагор от всех ужасов, что обрушивали на него Хозяева Теней.
– И куда же мы пойдем?
– В Агру. Или в Мукру в Аджитстане.
– Эти города – веднаитские оплоты. И горстку еретиков-шадаритов вряд ли там примут тепло. Особенно если падение Таглиоса подвергнет веротерпимость новым испытаниям.
– Такое может случиться, – кивнул Могаба. – А может и не случиться.
– Кроме того, мы не подумали о семьях. – Семейные связи для шадаритов чрезвычайно важны. – У меня есть только родные и двоюродные братья. Но у большинства из них есть жены и дети.
– Братья могут остаться здесь, сбрить бороды и как можно реже бывать на солнце, – ответил Могаба. – Гхопал, сейчас я поступлю в высшей степени несправедливо. Возложу тяжесть решения на тебя. Остаться и сражаться? Или уйти и пощадить город?
И, словно ставя точку после слов Могабы, над центром города поднялся огненный гриб. Несколько мгновений он был похож на светящийся изнутри гигантский мозг. На его фоне мелькали летающие силуэты.
– Передышка закончилась, – проговорил Могаба.
121
Таглиос. Спящая красавица
Я сходил с ума оттого, что был вынужден торчать над нашей территорией и лишь оттуда наблюдать за воздушной атакой на группу зданий, занятых теми, кто упорно сдерживал наше наступление на дворец. Мы принесли в эту часть мира знания о войне, и наши ученики слишком хорошо их усвоили. Эти таглиосцы отказывались уступить даже магии и Неизвестным Теням.
Кто-то отметил, что солдаты в городских батальонах были в основном веднаитами и шадаритами. Обе религии обещали реки вина и толпы нетерпеливых девственниц любому, кто не вернется из боя. Хотя первоначально все это предназначалось лишь для воинов, павших во славу бога.
Хотел бы я знать, пришелся ли по вкусу Дреме веднаитский рай?
Мы пока так и не смогли опознать ее тело. Трупы угодивших в ловушку очень сильно обгорели.
«Почему бы не обойти этот очаг сопротивления?» – спросил я себя. И понял: нам не дадут это сделать. У них там тщательно продуманная система перекрывающихся оборонительных позиций. Единственный путь к дворцу – сквозь них. Или над ними.
Над ними мы перебраться могли.
И перебрались – по двадцать безумно храбрых Детей Смерти зараз, которых возил на самом большом ковре столь же безумно уставший Тобо.
Неизвестные Тени поддерживали своего приятеля со всех возможных направлений, иногда настолько явно, что я видел их даже с того места, где висел в воздухе, не делая абсолютно ничего полезного для наших ребят.
Жену я оставил в лагере неподалеку от города. И прошло уже немало времени с тех пор, как я навещал ее в последний раз. Пожалуй, это тоже можно счесть полезным делом.
Поэтому я оставил своих братьев по Отряду и отправился к жене. А тем временем шло сражение. Которое, вне всяких сомнений, станет совершенно уникальным в списке всех сражений Отряда, а значит, кое-кто просто обязан находиться в самой его гуще и записывать каждый его нюанс.
Состояние Госпожи не изменилось. Она зависла на полпути между жизнью и смертью. И продолжала разговаривать сама с собой в этом сне. То, что я увидел, не прибавило мне надежд. То, что я услышал, лишь смутило меня. Она бормотала что-то неразборчивое. Слова, которые мне удалось разобрать, не складывались в разумные фразы.
Несколько минут, проведенных рядом с ней, напомнили мне, почему я всегда сопротивлялся необходимости навещать ее. Сопротивлялся, пока не забывал об отчаянии, которое вызывали эти визиты.
122
Таглиос. Неизвестные Тени
Лишь два неженатых родственника Гхопала решили покинуть город вместе с Могабой и командиром серых. Остальные, семейные люди, предпочли рискнуть и остаться в городе.
Могаба их понимал. В сумятице, пока завоеватели будут прочесывать кварталы в поисках врагов, десятки его сторонников сменят облик. И вскоре окажется, что многие даже не слышали о серых и уж тем более не участвовали в творимых ими жестокостях.
– Вот, – сказал Могаба, приведя этих людей к старому покосившемуся причалу, – сойдет и эта. – Он указал на лодку длиной футов восемнадцать, на которой, судя по запаху, привозили в город рыбу еще в прошлом столетии.
Могаба перебрался на борт. За ним осторожно последовали Гхопал и остальные. К большим водоемам шадариты относились не лучше, чем кошки – к корытам с водой.
– Отдайте швартовы, – распорядился Могаба. – Ты точно умеешь грести?
– Умею, но не быстро, – буркнул Сингх.
Украсть плавсредство удалось легко – удивительно, что довольно большое судно оказалось без присмотра. На нем должно было ютиться минимум одно семейство. Но сегодня весь берег был тих и безлюден, словно прибрежные ночи наполнились невыносимым ужасом.
Бушевавшая в душе Могабы борьба постепенно стихла. Он напомнил себе, что очень скоро уже нельзя будет менять решения под влиянием своей гордости или высокомерия. Именно они привели его к этому чудовищному итогу. Насколько иными могли бы стать и его жизнь, и весь мир, если бы он сумел обуздать своих бесов в осажденном Дежагоре?
