Я посмотрел на Бубу, потом на молчаливую белую ворону, сидевшую у распахнутого окна. Похоже, это и впрямь у них семейное.
В последние дни белая ворона почти неотлучно маячила поблизости, но помалкивала. Я не забывал оглядываться, прежде чем сказать то, что не предназначалось для чужих ушей. Но надо бы скрестить пальцы, чтобы не забыть об осторожности в будущем.
Госпожа смутилась.
– Если ты никуда не пойдешь, – пригрозил я, – позову парней, велю держать тебя, а сам отлуплю.
На мгновение я вновь увидел ту Госпожу, которую любил. Она улыбнулась.
– Обещаешь? Может, мне даже понравится.
Когда она ушла, я взял Бубу за руку и предался такому же отчаянию. Ее пальцы были холодны как смерть. Но все же она дышала. Белую ворону это развеселило.
– Ты стал до неприличия домашним, любовничек.
Я буркнул что-то в ответ.
– Знаю, знаю. Ты был таким упрямым, когда находился в моей власти! Пожалуй, интересно будет взглянуть, что случится, если теперь, столько лет спустя, кое-кто скажет, что не очень-то ты и сопротивлялся.
Я снова буркнул.
– Что ж, пожалуй, тебя бы это не обрадовало. – И она добавила другим голосом, почти детским, полным сожаления: – А ведь у нас все могло получиться просто здорово.
Несомненно. Но ничем хорошим это бы не кончилось.
133
Плато. Опасная игра
На юг мы отправились вчетвером. То есть впятером, если считать и драную ленивую ворону, восседающую на конце Гоблинова бревна. Гоблин летел самостоятельно, но его маневры были ограничены буксирной веревкой и страховочными ремнями, каждым из которых он был привязан к одному из спутников. Мы объяснили, что это ради его безопасности, но, даже мертвый, он сохранил достаточно ума, чтобы раскусить наше вранье. Мы не могли допустить, чтобы он сбежал, если Кадидас одержит над ним верх.
За прошедшее время Гоблин значительно окреп. Он теперь мог ухаживать за собой без посторонней помощи и справляться со многими несложными делами. Его словарь увеличился примерно до тридцати слов. И он уже позволял себе на несколько минут отложить копье Одноглазого, не рискуя разбудить затаившегося демона.
Мы мчались под голубыми небесами, щеголяя растянувшимися на тридцать ярдов черными шлейфами. Летели так низко, что наводили панику на пасущийся скот, а детишек заставляли бежать с поразительными рассказами к недоверчивым родителям. Девочки распевали песни и улюлюкали, развлекаясь на всю катушку.
Весна обещает наступить в любую минуту. А с такими детками она может стать новым сезоном приключений.
С весной начнутся и дожди. Частые яростные грозы промочат все насквозь.
Я дважды ненадолго отклонялся от маршрута. В первый раз заглянул в Дежагор, где жизнь приобрела некое подобие нормальной и никто не скорбел о кончине одной из самых знаменитых дочерей этого города. За пределами гарнизона хорошо если один из тысячи знал, что Дрема называла Дежагор своим домом.
Второе путешествие я предпринял с целью найти следы пребывания нефов в тех местах, где, как мне представлялось, я видел их прежде. Но ничего не нашел.
А поскольку никаких признаков того, что эти духоходцы находятся на плато, не имелось, я почти не сомневался, что видел тогда не настоящих нефов, а нечто иное.
Тобо предположил, что если мне не померещилось, то встречал я кого-то из его приятелей, примерявших новое обличье.
Он считал, что некоторые из них занимаются этим просто ради развлечения. Фольклор страны Неизвестных Теней эту мысль подтверждал. Более того, подобные шутки пользовались огромной популярностью.
Поэтому нефы, скорее всего, не такая серьезная проблема, как я опасался. Но все равно это проблема. Если только они действительно не попали в западню, пробравшись в мир Ворошков.
Панда, встретивший нас у Врат, лишил меня и этой надежды.
– Они на плато, Капитан. Являются каждую ночь, все воют и о чем-то умоляют.
– А вы, ребята, устроились тут как дома.
Парни успели соорудить целую деревушку с женщинами и домашними животными. И те и другие уже дожидались потомства.
– Лучшее задание за всю жизнь, Капитан.
– Что ж, вот ваша лафа и кончилась.
И я выдал длинную череду приказов. А потом я, мои дочурки, моя приятельница белая ворона и мой мертвый друг пролетели через Врата. И хотя я никого не увидел, все же показалось, что я ощутил присутствие нефов.
Плато пестрело тысячами пятен грязного снега. Ветер намел возле каменных столпов сугробы с западной стороны. Морозный воздух жестоко кусал щеки. Погоду на этой равнине определял какой угодно мир, но только не мой. А выглядела она запущенной, словно ее обитатели перестали следить за порядком.
Внутри безымянной крепости порядка было побольше. Прежняя вонь отсутствовала, – очевидно, Баладита прибрался, когда улетели гостившие у Шиветьи Ворошки. Но зато теперь попахивало мертвечиной.
– Нужен свет, – сказал я девочкам.
Все еще кое в чем соперничая, обе торопливо сотворили пару блуждающих огоньков. Похоже, этому трюку первым делом учится любой начинающий чародей.
И мы сразу увидели источник запаха. Баладита заснул за своим рабочим столом и уже не проснулся. В холодном сухом воздухе его тело неплохо сохранилось.
Я опечалился, но не удивился. Баладита был стар еще тогда, когда я только родился.
Аркана и Шукрат что-то сочувственно пробормотали.
– Очень некстати, – буркнул я, разглядывая останки копииста. – Я рассчитывал, что он поможет мне поговорить с Шиветьей.
– Привет, солдатик, – весело произнесла откуда-то из темноты ворона. – Ищешь, где бы хорошо провести время?
– Ах да, с нами ты, – отозвался я, бродя в поисках масла, чтобы заправить лампу Баладиты. – Еще не все потеряно. Но ничего и не найдено.
– Что? – пронзительно взвизгнула ворона. Я снова поразился тому, как она ухитряется разговаривать таким количеством голосов, используя для этого горло птицы.
– Доверие. – Я вспомнил те времена, когда любая ее фраза пугала меня до полусмерти. И решил, что фамильярность порождает… нечто. Общение с этой птицей уже стало почти привычным. – С чего ты вообще решила, что я стану доверять тебе хоть в чем-то?
Мою храбрость подкреплял тот факт, что Душелов похоронена и пребывает в своеобразной коме.
– Шиветья не даст мне солгать.
Да, как же! Можете назвать меня циником, но я вбил себе в голову, что за все эти годы голем вмешивался в нашу жизнь больше, чем Кина. И что его манипуляции невозможно отделить от происков богини. И вообще не исключено, что он такой же прохвост, каким становилась Кина, придумывая уловки для приближения конца света.
