Несмотря на религиозное воспитание, я терпеть не могу фатализма. Покорись воле Ночи? Отдай свою жизнь в руки Бога? Бог – это могущество, доброта и милосердие. Нет бога, кроме Бога. Так нас учили. Но может быть, последователи Бходи и правы, утверждая, что за клятвой верности, приносимой богам, должен следовать человеческий подвиг.
– Скоро начнет темнеть, – напомнил Лебедь.
– Это одна из проблем, о которых я стараюсь не думать, – призналась я. – Однако Нарайян Сингх был прав. Тьма приходит всегда.
И когда это случится, мы, наверное, узнаем, чего стоит наш талисман, наш Ключ.
– А столпы по-прежнему блещут, ты заметила? Хотя небо хмурится, как будто вот-вот пойдет дождь.
– Заметила.
Мурген упоминал об этом феномене. Интересно, может случиться с нами что-нибудь такое, чего никогда и ни с кем не случалось прежде?
– Когда вы в прошлый раз тут проходили, было так же?
– Нет. В солнечном свете столпы сияли очень ярко, но мне не показалось, будто они способны светиться сами.
– Гм… И тоже было холодно? – Утром было жарко, но потом воздух постоянно остывал.
– Было что-то вроде горной прохлады, я запомнил ощущение. Вполне терпимо. Погоди! Что там?
В голове колонны раздались возгласы и выкрики, но издалека понять их причину было невозможно.
– В чем дело?
– Наш парнишка остановился. Похоже, что-то нашел.
72
То, что нашел Тобо, оказалось останками нара по имени Синдав, одного из наших лучших офицеров и, возможно, брата злодея Могабы. Во всяком случае, в осажденном Джайкуре, когда Могаба пытался узурпировать власть над Отрядом, они были близки, как братья.
– Отойдите от него, люди! – потребовала я. – Пропустите специалистов.
Под специалистами подразумевался прежде всего Гоблин. Он упал на колени и медленно пополз вокруг трупа, качая головой вверх-вниз, бормоча какую-то колдовскую абракадабру и ни к чему не прикасаясь, пока не убедился, что опасности нет. Я тоже опустилась на колени.
– Надо же, как он далеко забрался! Не ожидал, – сказал Гоблин.
– Крутой был парень. Что, Тени поработали?
У трупа был именно такой вид.
– Да. – Гоблин осторожно толкнул мертвеца, тот слегка повернулся. – Ничего не осталось. Мумия.
– Обыщи его, дурень, – прозвучало за моей спиной. – Может, он нес письмо.
Я оглянулась. Одноглазый стоял, опираясь на свою безобразную черную трость. Время от времени он вздрагивал – то ли от изнеможения, то ли от холода. Вообще-то, он ехал верхом на осле, привязанный, чтобы не свалиться, если задремлет, что с ним случалось нередко в последнее время.
– Перенесите его на обочину, – потребовала я. – Чтобы не задерживать движение. До привала нам еще примерно восемь миль. – Эти восемь миль я взяла с потолка, но факт оставался фактом – задерживаться не следовало. Мы подготовились к этому походу лучше своих предшественников, и все же наши ресурсы были небезграничны. – Лебедь, когда подойдет мул с палаткой, отведи его в сторону.
– Зачем?
– Нужна волокуша. – (Все, кто меня слышал, смотрели недоумевающе.) – Мы по-прежнему Черный Отряд. А значит, не бросаем своих.
Это никогда не было истиной в полной мере, но нужно в любых обстоятельствах работать на идеал, если не хочешь, чтобы он померк. Закономерность столь же древняя, как и само денежное обращение, утверждает, что хорошие монеты обязательно будут вытеснены плохими. То же самое относится к принципам, к этике, к нормам морали. Если всегда идти по легкому пути, то при необходимости вряд ли решишься на трудный шаг. Надо делать то, что считаешь верным. Конечно, если знаешь, что верно, а что нет. В девяноста девяти случаях из ста ты знаешь, что нужно делать, просто выдумываешь отговорки, потому что правильные поступки очень нелегко даются и причиняют много неудобств.
– У него нагрудная эмблема. – Гоблин показал серебряный череп, чей единственный рубиновый глаз как будто светился внутренней жизнью. Очень изящная вещь, сделанная талантливыми руками Синдава. – Возьмешь его себе?
Таков был обычай, возникший еще в те времена, когда Отряд получал свои первые нагрудные знаки из рук Душелов, а Капитан был просто молодым наблюдателем отрядной жизни и носил птичье перо в волосах. Эмблемы павших переходили к новобранцам – в расчете на то, что эти парни будут знать свою «родословную» и хранить память о погибших.
Это своего рода бессмертие.
Я подскочила, а Сари испуганно ойкнула. Мне припомнилось, что нечто похожее в прошлый раз было с Мургеном. Хотя тогда лишь он один это «услышал». Я задумалась. Пожалуй, нужно с ним посоветоваться.
Целая команда обеспечивала транспортировку туманного прожектора настолько бережно, насколько это вообще в человеческих силах. Даже Тобо было строго-настрого велено приноравливать свой шаг к движению этой группы, которая несла едва ли не самый ценный наш груз.
Тобо, правда, не слишком хорошо выполнял этот приказ.
Мимо проскрипели повозки. Несколько животных пугливо отпрянули от останков Синдава, но не настолько далеко, чтобы сойти с безопасного пути. Подумалось, что они чуют опасность лучше меня, – мое-то спасение зависит лишь от интеллекта. Только черный жеребец, казалось, остался равнодушен к судьбе Синдава.
Зато покойником очень заинтересовалась белая ворона. Может, знала его и теперь оплакивает?
Чепуха, конечно. Если только это не Мурген в облике птицы, угодивший, как предположил кто-то, в ловушку вне своего времени.
Прошел шри Сантараксита, ведя осла, на котором сидел копиист Баладита. По пути этот последний читал книгу, совершенно не замечая происходившего вокруг. Может, он просто ничего не видит на удалении? Или не верит в существование мира за пределами своей книги?
К его запястью была привязана веревка другого осла. Бедное животное шаталось под грузом, состоящим в основном из книг и разного библиотечного скарба. Среди книг были и Анналы, в том числе и украденные мною из библиотеки.
Сантараксита подошел ко мне:
– Я в восторге, Дораби! Пережить такие удивительные приключения в моем возрасте! Столкнуться со всеми этим древними, сверхъестественными, живыми артефактами, с ужасными колдунами и таинственными силами! Все равно что шагнуть на седые страницы Вед.
– Рада, что доставила тебе удовольствие. Этот человек когда-то был нашим братом. Его приключение разобралось с ним примерно четырнадцать лет назад.
– И его еще не растащили на куски?
– Здесь выживает только то, что плато считает стоящим выживания. Здесь нет ни мух, ни стервятников.
