Его тело было пиром. Абсолютным пиром. Праздником.
Мужчины смеются над лосинами, которые в индустриальную эпоху стали ассоциироваться только с женской одеждой, но Лисса отлично помнила, как выглядели в них мужчины в прежние времена. Она предпочитала короткие туники эпохи Возрождения, особенно итальянские, которые позволяли видеть лосины целиком, от лодыжки до паха. Когда мужчины шагали в них по мощеным улицам с мечом на бедре и воздух звенел от быстрой речи на языке, словно предназначенном для обольщения… Не было женщины, у которой бы сладко не заныло лоно при таком волнующем зрелище.
Этот мужчина носил такую одежду без малейшего смущения, хотя Лисса подозревала, что в салон он явился в чем-то уличном. Он выбрал современный вариант лосин, без гульфика, так Что его увесистый член и яички интригующе выпирали под рыжеватой тканью, обрамленные колоннами мускулистых ляжек. Лосины сидели низко, на бедрах, и она видела очертания диагональных мышц, сходящихся к гениталиям. Он был бос и вытирал руки полотенцем, а она смотрела на его мускулистый торс.
Его рыжеватые волосы, выгоревшие на солнце, свободно падали на плечи. Аккуратно подстриженные усы и короткая бородка очерчивали твердые губы. Нос был как минимум один раз сломан. Голубые глаза, тонкие светлые ресницы с легкой рыжиной. Кожа бледная, но здоровая, слишком кельтская, чтобы поддаться воздействию солнечных лучей.
Он изобразил короткий поклон, но еще не заговорил. Слишком крепко сжимавшая полотенце рука изобличала некоторое напряжение. Лисса отметила ровное биение его сердца, почуяла его жар и бьющую из него жизнь, и ее тело затрепетало. Она отметила это с раздражением, пытаясь заставить себя быть разумной. Осторожной.
— Ты немой?
— Нет, миледи. Но я бы не заговорил без вашего позволения.
— Скажи мне, кто ты, — сказала она, мысленно побуждая его дать правдивый ответ.
Его широкое плечо дернулось, уголок рта искривился.
— Не нужно использовать принуждение, миледи. Я — Джейкоб Грин. Меня послал Томас.
При этих словах он медленно поднял руку, словно демонстрируя, что не представляет собой опасности. С одного из столиков он взял маленький конверт, оформленный как визитная карточка поклонника, с красной восковой печатью и золотой ленточкой.
На миг она потеряла дар речи, способность действовать и только смотрела на вещь, которую не так давно трогал Томас.
Джейкоб подошел ближе.
— Он умер спокойно, до самого конца сохраняя к вам величайшее расположение и привязанность.
Принимая конверт из его рук, она чувствовала тепло его кожи, хотя была уверена, что их пальцы не соприкоснулись. Ее подбодрило это тепло и то, что он стоял так близко. Ничего неприличного, просто достаточно близко, чтобы чувствовать его поддержку, невысказанное предложение помощи. Знакомое ощущение, когда у тебя есть человек-слуга и когда ты можешь расслабиться, зная, что он где-то рядом. Присматривает.
Томас был с ней полтораста лет. А она бросила его умирать в одиночестве.
Спохватившись, Лисса взяла себя в руки и сломала печать.
* * *
Когда Лисса склонила голову над письмом, Джейкоб подавил порыв — дотянуться до нее, потрогать струящийся атлас черных волос. Томас показывал ему рисунки и портрет. Он описывал ее так эмоционально и красноречиво, отмечая, что невозможно сравнить никакое самое точное описание с тем, как выглядит леди Элисса Аматерасу Ямато Уэнтворт во плоти.
Он представлял ее более высокой. Наверное, из-за того, что Томас рассказывал ему истории, от которых перехватывало дыхание, о ее битвах с другими вампирами во времена прежних территориальных войн. Свое миниатюрное сложение она явно получила от матери-азиатки. Леди Лисса считалась одним из самых могущественных и древних из ныне живущих вампиров, ничуть не утратив своих способностей и возможностей, что нечасто встречается у вампиров старше пятисот лет, а уж тем более у тех, кому перевалило за тысячу.
Проклиная память о покойном Рексе, Томас все же признавал, что Лисса отчасти обязана тому своей сверхспособностью к выживанию, возросшей за последние пятьдесят лет благодаря урокам, которые Рекс давал, мучая ее.
Она выглядела молодой женщиной чуть за двадцать. Но впечатление изменилось, едва Джейкоб заглянул ей в глаза — нефритово-зеленые, с черной каемкой. От нее исходила энергия, подкрепленная нечеловеческой способностью разрушать. Как мужчина он сразу отметил изгиб губ и то, как мягкий черный свитер прилегал к ее телу.
Юбка на ней была какая-то эльфийская, из слоев золотого и зеленого газа. Это напомнило ему, что ее отец был господином волшебного народа. Она была тоненькая, с маленькой грудью совершенной формы и приятно округлыми бедрами.
Она волновала его с самой первой встречи, больше двух лет назад. Но теперь самое сильное впечатление на него произвела вспышка чувств в ее глазах, когда она брала у него из рук конверт.
Любезная моя леди, примите это последнее подношение от вашего покорного слуги. Я почему-то уверен, что одна вы не добудете себе нужного, и потому посылаю вам Джейкоба. Вы нужны друг другу. Обещаю, он хорошо послужит вам, гораздо лучше, чем ничтожный монах-книжник.
Лисса знала, что Джейкоб пристально изучал ее, пока она читала — как знала и о любом его движении. Она привыкла к усиленному вниманию людей, среди которых иногда бывала, но он смотрел иначе. Гораздо пристальнее, словно запоминал каждую деталь ее внешности, малейшую смену выражений лица.
Он приблизился на шаг, но из уважения не смотрел ни в лицо, ни на письмо, а только поверх плеча. Жар его тела обжигал ее.
Черт бы тебя побрал, Томас.
— Ты знаешь, что это такое? — Он стоял так близко, что ленточка под восковой печатью трепетала перед его грудью, касаясь светлых волосков, и пальцы Лиссы невольно дернулись: погладить.
Он смотрел на нее сверху вниз ясными голубыми глазами.
—Я знаю, что это моя рекомендация. Томас сказал, что она мне понадобится. Но я ее не читал.
Печать, которую Томас ставил особым способом в те времена, когда нужно было, чтобы определенные сведения попали точно к адресату, не была сломана.
— Я хочу сделать маникюр. Где Макс? — Лисса заметила, что его внимание рассеивается от близости ее губ. Она ощущала его взгляд как дразнящую ласку, и ей пришлось подавить желание облизать губы. Только попробуй сделать что-нибудь непристойное, сэр Рыцарь, и ты пожалеешь.
А она сама? Она привыкла к тому, что возбуждает мужчин до потери рассудка. Таково обаяние вампиров. Но ей нравилось, как выглядит этот человек. Да, она собиралась провести ночь с мужчиной. Но Джейкоб превосходил все ожидания, и он искушал ее. Ей хотелось отменить процедуру и уехать с ним домой, на несколько дней. Она бы приковала его к кровати и кусала, драла и сосала до полного изнеможения. Ей не хотелось немедленно делать слугой этого мужчину только из-за рекомендации Томаса. Но его слову можно было доверять, и это еще больше подстегивало воображение.
