Лисса настроилась заставить его подчиниться на множестве уровней, и сексуальный был наименее значимым. Джейкоб не был глупцом, он знал, что это лишь проход к более глубоким слоям личности. Может быть, если бы он понял, что она все же дала ему некоторые ответы, он бы чувствовал себя не так неуверенно. У него никогда не было такой каши в голове, и все, что он знал о вампирах, язвило его разум.
Ты понимаешь, смертный, что я могу разорвать тебя надвое…
Он отвернулся от своего отражения и открыл дверь. Гидеон всегда говорил, что Джейкоб пагубно импульсивен. Ну и пусть он окажется прав.
Лисса ждала его в рубашке из прозрачного черного кружева, под которой, конечно, ничего не было. Он видел ее соски, половые губы, все изгибы и выпуклости, стройные ножки, принявшие провоцирующую позу. Она продела руки в браслеты наручников, а ноги — в расстегнутые кандалы. От ее позы у Джейкоба пересохло во рту, а его член встал, распаленный затопившей его похотью — когда Лисса облизнула губы, показывая небольшие клыки. В ответ его шея запульсировала ниже того места, где она его кусала. Черные волосы Лиссы свободно свисали до талии, смешиваясь с черными кружевами, как шелковая занавеска на дразняще просвечивающей ширме.
— Иди ко мне.
Чувственно раскинутые руки и ноги и то, как она смотрела, говорили, что он видит перед собой хищника. И совершенно ясно, кто здесь добыча.
Но он шел вперед, и ее жаркий взгляд притягивал его, как липкие тенета паутины.
Голод его усилился, когда он достиг ее, а она не высвободилась. Наоборот, когда он наклонился, положив ей руки на бедра, от которых его отделяло лишь тонкое кружево, она потянулась к нему так, будто была прикована.
— Трогай меня. Дразни, будто я твоя пленница — для мучений.
Он последовал инстинкту. Прихватив ее за ягодицу, чтобы прижать к себе, он отвернул лицо Лиссы в сторону и зубами оставил метку на ее плече, прямо возле горла. И сомкнул зубы гораздо крепче, чем это делал прежде.
Она охнула, задрожала. Боковым зрением он видел, как расширились ее зрачки. Она прижалась грудями к его голому торсу. Он еще крепче сжал ее ягодицу, как сделал бы, если бы исполнял только собственные желания и использовал ее тело для утоления своей похоти. Ответная дрожь стала более яростной. Она отклонила голову назад, он сделал засос на ее шее, проводя языком по узкой ложбинке у ключицы, Лисса трепетала. Опустив руку, он захватил ее вульву сквозь ночную рубашку, чувствуя, как она горяча и влажна.
Вы увлажнились для меня, моя леди.
Он уставился в ее бездонные глаза. Зрачок поглотил почти всю зелень, осталось лишь кольцо светящегося изумруда.
— Ваша киска снова меня хочет.
При этих грубых словах она приоткрыла губы. Он заметил, что она не слишком старается прятать клыки, когда возбуждается. В ее глазах снова появился красный оттенок, а в чертах лица — напряжение, намек на другое лицо, которое ему предстоит увидеть.
— А ты твердеешь, когда вот так имеешь меня, да? — Ее голос был еле слышим. Она дернулась к нему, а он принялся медленно и то сильно, то слабо, трогать членом ее клитор. Лисса застыла, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Да, — сказал он тихо. — Это заставляет меня хотеть оттрахать тебя так, чтобы ты не могла ходить. Я хочу, чтобы ты выкрикивала мое имя, леди.
— Вот видишь, что можно чувствовать, когда получаешь того, кого хочешь, добровольным пленником, — прошептала она, закрыв глаза и качнувшись к нему. Он отстранился, собираясь задрать ей подол, найти ее там и ощутить, как сладкий мед ее киски побежит по его члену снова, почуять его ноздрями.
Но его вдруг развернуло на месте, тело ударилось обо что-то, повернувшись так быстро, что он оступился и не сразу пришел в себя. Лисса двигалась вокруг него, хватая то за руку, то за локоть, то за бедро, а у него бешено кружилась голова.
Он почувствовал, что его запястья и щиколотки прикованы, разведены и закреплены браслетами. Не более чем за мгновение ока, пока он приходил в себя, она туго пристегнула его конечности, на сей раз без ключей, так, что он был растянут в форме буквы Х на полную длину, как и на кровати. Потом она вернула его в вертикальное положение, мир покачнулся, в животе ухнуло.
— Когда госпожа заставляет своего раба стоять смирно и смотреть, как она продевает каждый шнурок, заставляет ощущать потерю свободы постепенно, и его похоть усиливается и разогревает ее саму. Но с тобой для первого раза мы поступим иначе.
Он сумел сфокусировать на ней взгляд — прямо перед собой и внизу. С тем же непроницаемым взглядом и без дальнейших разговоров она присела и взяла в рот член, оцарапав его клыками.
Джейкоб резко откинул голову, но дальше почти ничего не почувствовал.
Он был занял мыслью, где она поставит вторую метку. Каждая метка имела функциональное предназначение. Первая метка была механизмом отслеживания, позволяющим Лиссе всегда знать, где находится меченый слуга. Следующая метка свяжет их разум, позволяя говорить без слов. Лисса сможет проникать в его мысли, независимо от того, хочет он того или нет. Последняя метка должна была привязать его к Лиссиному бессмертию, продлевая ему жизнь в три или четыре раза против нормы. Однако, как и прочие метки, она имела обратную сторону: если Лиссу убьют, он тоже должен будет умереть.
Томас рассказывал Джейкобу, что Лисса может, когда захочет, блокировать его ощущения. Но он надеялся, что наступит время, когда он будет знать ее мысли, ее сердце, независимо от ее желания. Когда перестанет от него защищаться. И эта надежда помогала ему держаться.
Она не стала полностью забирать член в рот, хотя Джейкоб до боли хотел ощутить сосущее давление этого маленького совершенного ротика. Лисса встала, глядя на него из-под тяжело опущенных век.
— А ты вкусный. Ты даже не представляешь, каково мне видеть тебя связанным, идти в постель, зная, что твой член будет болеть и истекать по мне, и сны твои будут полниться мною…
Отвернувшись, она прошла к гардеробу и открыла его. Выдвинув узкий ящик, она провела по его содержимому пальцем. Джейкоб услышал позвякивание металла.
Она обернулась, в руках у нее было нечто, выглядевшее, как проволочная узда из двух петель, какую ставят на бутылочное горлышко, чтобы надежно удерживать пробку. Предмет имел три кольца. Самое широкое было из цепочки и со вплетенными оловянными бусинами. Среднее кольцо было серебряным браслетом, а самая маленькая петля имела декоративную выпуклую крышечку из бронзы. На внутренней стороне крышечки был тонкий, чуть толще карандашного грифеля, штырь двухдюймовой длины из хирургической стали, на конце он расширялся до луковицеобразной формы.
Когда она открыла дверцу маленького ларца в большом шкафу, включился неяркий свет, очевидно, чтобы помочь ей разглядеть набор стеклянных бутылок. Его леди, похоже, обожает тонированное стекло.
Дом, по его ощущениям, все еще был над ними, если только она не исказила пространство и время так, что они были в некоем пузыре, плывущем где-то во вселенной, ни для кого не достижимые и никому не видимые. У мужчин, связанных так, что не пошевелиться, часто появляются отчаянные и странные мысли.
