— Когда я приказываю, ты будешь подчиняться. Если тебе велено стоять сзади меня, будешь стоять там. Не шевелясь, молча. Ты понял меня?
Он поднялся на ноги почти сразу после того, как она его ударила. Но тут его оглушила новая затрещина, и еще раз, и еще — она давала ему понять, насколько сильнее его. А он никогда не смог бы тронуть ее, даже шлепнуть, как девочку в песочнице.
Она обращалась с ним не как с ребенком, а как с рабом, со своей собственностью.
«Если ты хочешь быть в моем мире — вот что ты есть. И ты должен смириться», — словно говорила она.
Ее присутствие в его сознании, то, что она пыталась ему сказать, и то, на что намекал
Томас, — все внезапно сложилось в связную и страшную картину. В картину, на которую она заставила его взглянуть пристальнее, чем он до сих пор смотрел.
Была ли она его судьбой, которую он так долго искал, или Гидеон оказался прав, утверждая, что Джейкоб живет мечтами и фантазиями? Когда он опять встал на ноги, она повернулась к нему спиной, и это было больнее, чем физическая боль.
Он не должен это принимать. Он может отвезти ее домой и уйти. Конечно, он ушел бы с двумя метками, навсегда привязывающими его к ней, но она бы отпустила его. Он отер губы тыльной стороной руки, испачкав ее кровью.
Минуту назад он понимал, что никогда ее не оставит. Он это знал, принимая обет, иначе не поклялся бы, потому что для него клятва была священной.
Она будет направлять тебя, если все остальное станет зыбким и туманным. Томас сказал так, сравнивая эту клятву с обетами при венчании. К добру или к худу… Наши сердца знают истину, Джейкоб, им не нужны клятвы — только рассудку они потребны, чтобы направлять его, когда тьма сгущается, а небо и земля меняются местами. Тебе понадобится клятва, обещаю. С Лиссой ничего не получится легко.
Джейкоб сплюнул кровью. Что же, как раз сейчас его окружает мрак, скрывший все пути. Куда идти? Он вспомнил ту первую ночь, неприкрытую боль во взгляде Лиссы после отъезда Ингрема, когда они остались вдвоем.
Я не выдержу потери еще одного слуги…
У нее не было слуги. Никого, кто удовлетворял бы ее потребность в случайных прикосновениях. Никого, кто обнял бы ее, утешая. Никого, кто заставил бы ее улыбаться, изгоняя тени из ее глаз. Никого, чтобы унижать и с кем обращаться, как с дерьмом собачьим.
Она заговорила тихим усталым голосом:
— Я освобождаю тебя от клятвы, Джейкоб. Тебе не нужно оставаться. Можешь уходить прямо сейчас. Я сама доберусь домой. Карнал ушел.
Черт возьми, вот еще геморрой — помнить, что она может читать его мысли. Но несмотря на все недостатки, эта связь может придать их отношениям интимность, которую ничем не заменишь в отношениях между смертными. Он не должен прятать от нее мысли, ему просто нужно оставаться самим собой. Здесь он был полностью свободен.
Томас, настаивая на клятве, понимал натуру Джейкоба и знал, чего тот хочет больше всего на свете.
Джейкоб медленно шагнул вперед. Лисса неподвижно стояла к нему спиной. Он остановился позади нее, упал на колени, взял ее руку и поднес к своему лицу — туда, куда она ударила его.
Лисса вздрогнула и, обернувшись, прочла все мысли слуги, все его смятение, все желания и обиды, вихрем проносившиеся в голове и сердце. Джейкоб кипел от ярости и готов был закричать от унижения, — но, овладев собой, спокойно и твердо произнес:
— Этот Карнал, может, и ушел. Но я не уйду. Когда она повернулась к нему, ее глаза были полны боли.
21
Теперь она сидела на мотоцикле позади Джейкоба, прижавшись щекой к его спине и обхватив его руками за талию. Ранним утром машин на почти не было, и мотоцикл свободно летел по серой ленте дороги. Лицо у Джейкоба болело, в голове проносились обрывки мыслей, воспоминание о встрече с Карналом, слова Лиссы. Несмотря на все старания принять случившееся и забыть, как она его ударила и как с ним обращались два вампира, — пережитое продолжало мучить его.
Он проложил несколько маршрутов от молла и сейчас поехал через новую местность позади улицы с магазинами. Этот проезд соединялся с главной дорогой, но он повернул не на нее, а в другую сторону, проскочив по темной улице с недостроенными домами, которая упиралась в техническую дорогу, сейчас перекрытую металлическими воротами. Он заложил вираж и объехал их по пешеходной дорожке через лесопарк. Когда они выехали из-под деревьев на открытый лужок, трава засеребрилась в лунном свете. Джейкоб выключил фару и двигатель, любуясь волшебным видом. Лисса повернула голову, прижавшись к его спине другой щекой, и он понял, что и она разглядывает игру теней за полем, освещенным полной луной. Лисса так и обнимала его за талию.
Сейчас Джейкоб слышал только собственные мысли, понимая, что Лиссы там нет: когда она входила в его сознание, появлялось ощущение «другого». Странно, но он вдруг остро ощутил одиночество. Интересно, как Томас перенес потерю ментальной связи с Лиссой после того, как столько лет делил с ней свое сознание?
Джейкоб глубоко вдохнул свежий ночной воздух, прислушался к стрекотанию сверчков. Потом он взял холодную ладонь Лиссы обеими руками и принялся отогревать. Сам он не замерз, а вот она озябла.
Джейкоб вдруг ощутил, что его мысли — больше не закрытая книга. Лисса пришла. Он проверил, действительно ли она здесь, спросив: Карнал может сейчас наблюдать за нами?
— Нет, — она отвечала вслух, как будто зная, что он еще не готов вести длинные диалоги телепатически. Ее голос звучал сухо. — У Карнала аллергия на природу. Он сделанный вампир. Рекс был его сюзереном. Он рожден и вырос в городе, совсем не связан с землей. Возможно, потому, что он чувствует, что однажды она разверзнется, и ад поглотит его.
Хорошо.
Джейкоб погладил Лиссу по плечу и показал рукой на луг, предлагая пройтись. Лисса, чуть улыбнувшись в знак согласия, слезла с байка.
Под ногами шуршала трава, отливающая серебром, тонкая, как женские волосы. С тихого неба сыпались звезды. Джейкоб остановился и повернул Лиссу к себе. Сейчас цвет ее глаз казался аквамариновым. Ветер слегка подсушил ее волосы, но они растрепались, а под глазами и в складке у губ залегли тени. Лисса выглядела смертельно уставшей и была так похожа на смертную женщину.
Джейкоб видел, что ей хочется идти дальше, чтобы избежать возможных расспросов, но он мягко привлек ее к себе и поцеловал — нежно, а не таким диким, страстным поцелуем, какими они обменивались до сих пор. Сейчас он хотел подарить ей иное блаженство.
Ее рот был мягким и податливым. Она прижалась к Джейкобу, ее руки лежали у него на бедрах, лицо оставалось спокойным, глаза были полузакрыты. Он покрывал легкими поцелуями ее губы, глаза, щеки. Прикусил ее ушко, и Лисса сжала кулаки. Ее пальцы проскользнули под джинсы Джейкоба и принялись ласкать кожу под поясом, потом еще ниже, потом прохладные ладони легли на ягодицы — она предпочитала, чтобы он не носил белья. Джейкоб тем временем ласкал губами ее шею, а затем одним движением сорвал с Лиссы футболку — маленькую, поношенную, с нарисованными на груди котятами и забавной надписью «Не все любят утро». Он подумал, что Лисса такая же прелестная, как эти котята.