Татьяна показала пальцем на картинку.
– Сарайчик? – удивилась я. – Что в нем интересного?
Глава 11
Татьяна расстегнула воротник блузки.
– Все, кто про Ивана-ключника знал, давно покойные. Это мрачная история. В моем детстве им маленьких детей пугали. Если они безобразничать начинали, бабушки говорили: остановись, а то Ванька тебя заберет, в подвал засунет, голодом заморит.
Мы его боялись до обморока. Выглядел Иван не по-нашему, выделялся на фоне крестьян. В те годы мужики особо не заморачивались, что надеть. Зимой телогрейка, штаны ватные, ушанка, валенки. Летом сапоги, брюки из какой-нибудь тряпки, тельняшка или майка, которую сейчас «алкоголичкой» называют, трусы семейные. В последних в речке купались, загорали, в огороде работали, они типа современных плавок-шорт были. А Иван зимой ходил в пальто с меховым воротником, в ботинках с калошами, с тростью, на голове «пирожок» из каракуля. Летом он носил парусиновый светлый костюм, шляпу соломенную. Огорода не имел, скотину не держал, дрова не колол. Все, что надо, покупал у селян втридорога. Сколько хозяева заламывали, столько и отдавал. Жены не завел, детей тоже. Ездил работать в Москву. Чем занимался? Никто не знал. Чудо-юдо в куриных перьях. Разговаривал не по-людски. «Сделайте одолжение, продайте мне два кило картошки. Благодарствую. Еще бы хотелось капусты кочан. Буду очень рад, коли найдете». Водку никогда не пил. Дом ему убирала Марфа Епифанова. Она славилась своей мрачностью. Скажешь ей: «Здрассти!», ответа не дождешься. Все дачники думали, что женщина немая, потом понимали: она говорить умеет, но не хочет. От всех вопросов Епифанова отделывалась словами «да», «нет», «не знаю». Но один раз она вдруг ни с того ни с сего разболталась. Моя мать с подругами сидела на скамейке у забора, вечер был тихий, летний, теплый. Часов семь. Бабы дела переделали, отдохнуть устроились. Раиса Королева где-то разузнала рецепт цукатов из тыквы, принесла большую тарелку, угостила подруг. Едят они, нахваливают, мне дали. Я тогда была совсем молодая, но уже работала в колхозе. И тут Марфа идет, Раиса шепотом сказала:
– Предложу немтыке нашей тыквеннички для смеха. Поглядим, как она морду скосорылит и уйдет.
И крикнула:
– Марфуша, иди попробуй, я сама конфеты сделала!
Тетушки захихикали, они предполагали, что Епифанова молча мимо прошмыгнет. А та остановилась и сказала:
– Коли не шутите, угощусь!
Ну, тут все чуть со скамейки не попадали. Марфа заговорила! А она взяла один цукат, съела, похвалила:
– Вкусно очень. Я похожие из моркови делаю. Только не в сахарном сиропе, а в меду варю. Могу рецепт дать.
У баб ступор, не знают, как реагировать. Вдали Иван показался, Марфа вздохнула.
– Пойду! Ключнику ужин погреть надо.
– Почему ты его ключником зовешь? – удивилась Раиса.
– Он на шее здоровенный ключ носит, – ухмыльнулась Епифанова и ушла.
И что интересно. Больше она с бабами не беседовала, один раз только разговорилась. Ну и конечно, деревня стала истории выдумывать. Про погреб с сундуками, где золотые монеты хранятся. Про шкаф в доме Ивана, который деньгами набит. Фантазировали со смаком. Ну и дотрепались. В шестидесятых кто-то ключника убил. Тело его Марфа нашла, пришла убирать, а в доме труп. Милиция приехала, участковый наш прикатил. Давай всех опрашивать. Наши ему про несметные богатства сообщили.
Андрей Никифорович про сундуки с червонцами слушал, слушал… Потом собрал народ в клубе и речь толкнул:
– Иван был ученый, работал с документами. В деревне жил, потому что все его предки купцы богатые были. Их раскулачили, расстреляли. Остался один маленький Ваня. Его взял на воспитание профессор. Иван боялся, что его тоже за непролетарское происхождение убьют, поэтому и сидел тихо в селе. Даже после того, как партия и правительство реабилитировали всех жертв репрессий, он все равно боялся. Не было у мужика золота, денег, богатства. Скромно жил. Одни книги в комнатах.
– Марфа говорила про ключи на шее Ивана, – крикнул кто-то из зала, – я сама слышала. Зачем их беречь, если схроны пустые?
– Медальон у него был, – пояснил участковый, – пустяковый, такими в табачных киосках торгуют. Железная цепочка, на ней цветок вроде ромашки. Марфе надо сказки писать, напридумывала кренделей.
Епифанова встала.
– Я видела у него именно ключ, брелока не было.
Наш Андрей Никифорович аж позеленел.
– Уймись, отрава!
Татьяна всплеснула руками.
– И не нашли убийцу ключника. Во как!
Последние слова я слышала как сквозь вату. Хозяйка впилась в меня взглядом.
– Эй! Тебе плохо?
– Голова кружится, – с трудом произнесла я.
– Ну-ка пошли, – засуетилась хозяйка, – давай помогу тебе.
На мягких ногах, которые гнулись в коленях так, словно их слепили из пластилина, я кое-как добралась до маленькой комнаты и упала на кровать лицом в подушку. В носу запахло незнакомой травой.
– Поспи чуток, давление, наверное, упало, – донеслось до меня издалека.
Я закрыла глаза, через секунду открыла их и увидела в полумраке небольшую спальню с трехстворчатым гардеробом и старым потертым креслом. За окном царила темнота. Стало ясно: я проспала почти целый день, уже вечер.
– Совсем с ума сошла? Замутила историю! – спросил чей-то хриплый голос. – Что теперь с бабой делать? Когда она очнется?
Еле шевеля пальцами, я нащупала в кармане мобильный и включила диктофон.
– Трудно сказать, – ответила Татьяна, – в зависимости от роста, веса.
– Ну ты прямо… ну слов нет!
– Неча ругаться! Все я правильно рассчитала. Глупостей ей наболтала.
– Ну просто слов нет, – прохрипел неизвестно кто. – Как тебе в голову пришло отраву свою бабе налить?
– Давай поучи меня, – рассердилась Татьяна, – сначала в избе тут посидит, потом шасть по округе. Нам это надо?
– Шасть и шасть, – просипел гость, – ладно, потом с тобой разберусь. Болтаем тут, а вдруг она очнулась?
– Никогда, – отрезала старуха, – здоровенные мужики от него сутками спят. А бабенка мелкая, типа мыши.
– Иди посмотри, – велел гость.
Послышался скрип. Я закрыла глаза и начала ровно дышать. Треск половиц усилился, крепкая рука потрогала меня за плечо.
– Лампа, – позвала Татьяна, – эй! Ты как?
Я продолжала сопеть. Спустя какое-то время до меня опять донесся голос хозяйки:
– Дрыхнет. Я скажу, что ей плохо стало, когда мы беседовали. Пожалела я ее, уложила отдохнуть.
– Дозу правильно рассчитала? – забеспокоился хриплый. – Вдруг слишком ядрено заварила?
– Кто из нас целитель? – рассердилась Татьяна. – К кому народ со всех краев едет? К тебе?
