– Господина ожидают в келье пробста.
– Вот как? Самого пробста? Хм. Что ж, я буду рад его видеть. Сразу после завтрака, пока в котле хоть что-то осталось для меня. – Иоганн отвернулся и взял со стола пустую миску. Жертвовать завтраком ради сомнительной беседы в планы Иоганна никак не входило. Он едва было по-отечески не похлопал служку по плечу, но вовремя вспомнил, что такое панибратство знатному рыцарю не к лицу, и вместо этого направился к монаху с черпаком у котла с кашей, но служка вновь заступил ему дорогу.
– Извините, господин, если я неточно выразился. Не мне решать, как вы собираетесь поступить, но в келье вас ждет его сиятельство магистр Фольквин.
– Сам… – Иоганн едва не чертыхнулся вслух и с тоской посмотрел на котел с кашей. – Что ж, отведи меня к нему.
В этой части епископского замка Иоганн еще не бывал. Коридоры здесь были шире, потолки выше, чем в остальных помещениях, стены выглядели светлей. Пробста в обширной келье не было, а на накрытом медвежьей шкурой сундуке сидел магистр. При виде Иоганна он небрежным взмахом руки отпустил служку и встал.
– Рыцарь Даниил одобрительно отзывается о тебе. Это похвально. И даже его преосвященство Альберт обратил на тебя внимание.
– Не знаю, чем я мог заслужить такое расположение, ваше сиятельство. – Почтительно склонив голову, Иоганн внимательно вгляделся в невозмутимое лицо магистра. На вид ему было не более тридцати лет. Тяжелый, упрямо выдвинутый вперед хорошо выбритый подбородок и чуть удлиненный нос говорили о твердости характера. Выпуклый лоб нависал над пытливыми, глубоко посаженными глазами. На правом виске выделялся хорошо зарубцевавшийся шрам, отчего лицо магистра казалось немного сдвинутым в сторону. Ростом он был под стать Иоганну, но плечи его были шире, а распирающая ворот шея выдавала физическую мощь.
– А я и не сказал, что заслужил, – усмехнулся магистр. Правая часть его рта приоткрылась, обнажив два выщербленных посередине зуба, а левая, под шрамом, осталась неподвижной, словно принадлежала совсем другому человеку. – Но можешь.
– Я готов! – пылко воскликнул Иоганн.
– Вот как? И к чему именно?
– К сражению с язычниками! Подобно моему предку – благородному Генриху Саксонскому. Для этого я и приехал сюда.
– О да, конечно. Это наша главная цель. Только для похода нужны воины. А у нас почти все новоприбывшие пилигримы укладывают камни или обучаются богословию. С кем выступать в поход? Сегодня провозгласят мой указ о том, что каждый пилигрим и даже монахи, с соизволения его преосвященства, будут обучаться ратному искусству. Крепости нужны защитники, пока рыцари сражаются за новые земли.
– Полностью с вами согласен, ваше сиятельство.
– Вот как? – Магистр подошел вплотную так, что теперь Иоганн ощущал чесночный и мясной запах недавнего завтрака, отчего в его собственном животе явственно заурчало. – Тогда нас с тобою двое. Остальным кажется, что в городе и так слишком много воинов.
Иоганн неловко переступил с ноги на ногу.
– Их можно понять, ваше сиятельство. – Меченосцы встречаются на каждом шагу, и новым пилигримам нет места в орденском замке. При всем уважении, епископское подворье не самое подобающее место для рыцаря.
– Ты еще мог бы добавить, что они не вылезают из питейных заведений или из дома веселых девиц, хотя устав ордена строго возбраняет такое поведение. Но они уже получили индульгенции и не подчиняются мне, как прежде, – гневно заключил магистр.
– Я не совсем…
– Их срок послушания закончился, но они не спешат покинуть город. Сначала они просто остались на Пасху. Потом ветер дул не в ту сторону. Слава богу, все это, кажется, уже позади. Со дня на день они сядут на уходящий корабль, а для тебя освободится место в дормитории. Но прежде ты должен будешь принять обет и пройти обряд посвящения. Я сам поручусь за тебя.
– Спасибо, господин магистр. Я буду верой и правдой…
– И они оказывают дурное влияние на новых пилигримов. Ты уже знаком с кем-то из них?
– Я? Что? Нет! Я почти не выхожу, и мои дни…
– Но тебя видели на улицах. Говорят, ты едва не учинил драку у входа в келлер.
– Я не знал, что…
– Зато я знаю! – Губы магистра слились в одну плотную линию, от усмешки не осталось и следа. – Что случилось у келлера? Только говори прямо и открыто, как и подобает благородному человеку.
– Я погорячился. Мне показалось, что простолюдины не проявили ко мне достаточного уважения, – признал Иоганн. Разговор все больше тяготил его. До сих пор все увещевания старших братьев протекали через его сознание, как вода сквозь пальцы. Да и что ему было терять. В бременском поместье Альберта от щедрот сводного брата у него была хотя бы комнатка размером с сегодняшнюю келью, а в стойле конь, на котором он мог умчаться в любой из германских замков, чтобы прибиться к одному из противоборствующих кланов. Но здесь, в Ливонии, выбора не оставалось. Альберт фактически заманил его в ловушку и лишил любой поддержки, пусть и под обещание в будущем манны небесной. Если не проявить достаточно лояльности сейчас, магистр может сделать его жизнь в течение всего предстоящего года просто невыносимой.
– Уважение тоже надо заслужить. Горожане не слишком благоволят к ордену. Даже клирики косо посматривают на братьев рыцарства. Как ты думаешь, почему? – Магистр отошел к маленькому, украшенному мозаикой столику и устроился в кресле пробста, давая понять, что никуда не спешит. В сидячем положении он уже не выглядел таким устрашающим, и Иоганн почувствовал себя свободней.
– Я здесь недавно, и не мне судить об этом. Горожане приехали сюда, чтобы остаться. Они чувствуют себя хозяевами. И смотрят на меченосцев как на пришельцев, которых ничего не держит и которые ничем здесь не дорожат. Поэтому к ним и относятся, как к чужакам. Хотя год – совсем не маленький срок.
– O, уж поверь мне, это только кажется. Год назад меня избрали магистром вместо покойного Винно фон Рорбаха. Я прибыл сюда из Саксонии вместе с пилигримами и разделял с ними хлеб и воду, мы сражались бок о бок. Ни один из них не дал повода усомниться в отваге и святой вере, дающей нам силы в битвах с язычниками. Порой их упрекают в излишней жестокости – но мягкотелому не выжить в битве. Кто-то говорит об алчности – но это алчность не ради самих себя, а во имя Господа. Все завоеванное меченосцы отдают церкви. Только треть остается ордену, но не самим братьям рыцарства Христа. Хотя через год послушания их могло ждать блестящее будущее. Мне нужны люди, которым я мог бы доверять. Но пришел срок – и их словно ветром сдуло.
– Возможно, в Германии их возвращения ждут семьи, как ждали уходящих в Крестовые походы во славу Гроба Господня, – осторожно предположил Иоганн.
– Похоже, твой язык так же быстр, как твой меч. Может быть, ты даже обучен грамоте?
– Отец хотел сделать из меня клирика, ваше сиятельство. Меня учили письму, риторике и еще некоторым премудростям. Но меня всегда больше тянуло к ратному искусству.
