Nick777: «Тьфу, бесполезно так разговаривать».
Зато невидимые цензоры совершенно не мешали нам обмениваться мнениями насчет средств и целей проводимых над нами экспериментов. Тут мы могли фантазировать, сколько угодно.
Nick777 был уверен, что «они тут ищут людей определенного типа».
«Зачем?» – интересовалась Клара.
«Ну мало ли, – размышлял Ник, – может, не хватает Системе особенных, необычных личностей!..»
«Каких, например?» – допытывалась Клара.
Ник не знал, а сравнить истории, чтобы вычленить нашу необычность, мы не могли из-за запрета на разглашение личной информации.
Gramm’o’fon смотрел на вещи куда мрачнее. Он был уверен, что «все мы тут просто подопытные кролики. Еще один шаг на пути к созданию нового, сверхмощного искусственного интеллекта. Недолго нам терпеть. Поколют, попичкают, и скоро финал – всех в печку!» – Gramm’o’fon, в отличие от Ника, явно побывал в зоне Е, где и понабрался оптимизма.
Клара была максимально нейтральна, всегда весела, доброжелательна и легка – даже поверхностна. Я подозревала, что она либо сотрудница института, либо алгоритм. Впрочем, в том же самом легко можно было заподозрить и Ника с Граммофоном. Мужчины они или женщины? Программы или люди? Откуда я знаю, что они вообще существуют?
Но в целом я была рада, что они появились в моей жизни. Настоящие или нет, это все-таки были друзья, они иногда смешно шутили и вообще с ними было не так жутко. У Ника на аватарке был смешной кролик с огромными ушами. У Клары – принцесса, состоящая практически из одних глаз. У Граммофона – какая-то странная труба. Мы привязалась друг к другу, и каждое утро начинали со взаимного приветствия:
«Доброе утро всем!:)» – это Клара.
«Привет, бродяги!» – это Ник.
«Есть кто живой или все сдохли там уже?» – это Граммофон.
«Здорово, друзья!» – это я.
«Ларчик просто открывался? Пооригинальнее не можешь придумать утреннее приветствие? Мы все тут, между прочим, стараемся!» – это привычно цеплялся ко мне Ник, и начиналось обычное течение обычного дня.
После обеда мы, как правило, резались в игры – больше тут делать все равно было нечего. Граммофон предпочитал всякие интеллектуальные викторины, а мы с Ником и Кларой любили классику. Еще до меня они начали играть в знаменитое «Творение миров», я попросилась к ним, они меня приняли и даже позволили сделать карьеру: всего за неделю я выбилась в Королевы Джунглей Южного Леса. Ник давно уже был Властелином ПолуМира, и вместе с ним мы отбивались от Клары, которая крепко застряла на позиции Царицы Воинов Семи Царств.
Граммофон смотрел, как мы играем, и сопровождал наши действия едкими комментариями – в основном, о примитивных наших мозгах: «Вы как древние индейцы – вас собираются перерезать, а вы бирюльками балуетесь». Клара игнорировала его выпады, я, соглашаясь в глубине души, отшучивалась, а Ник в ответ на одну из таких реплик как-то раз раздраженно спросил, а что именно Граммофон, раз он такой умный, предлагает делать?
«Ну уж точно не в бирюльки играть».
«Ну а что? Что? Что ты предлагаешь делать?!»
«Хоть что-нибудь! Думать начать хоть для начала!»
«Ага, а умеешь думать тут ты у нас один, да? А мы все тут тупые?!»
«Я этого не говорил!»
«Мы знаем, зачем мы здесь? Нет! Мы знаем, что они с нами делают?! Нет! Или ты что-то знаешь (модерация), а нам не говоришь???»
«Пошел ты (модерация)», – и Граммофон обиженно отключился от чата.
Ник был вспыльчивым.
Внутри бесконечной вселенной «Творения миров» время летело незаметно. Однажды, в самый интересный момент, когда я нашла Браслет Беззакония и собралась было с его помощью хорошенько навалять Кларе, потолок остановил игру и выдал уведомление: «К вам посетитель». Ничего себе.
Вошла та самая в белом.
Потолок свернул игру в верхнем правом углу, выключился и неназойливо засветился флюоресцентом.
– Видите ли, Лара, – сказала эта дама, усаживаясь в кресло и поддергивая идеально выглаженные белые брюки, – мы практически с вами закончили. Завтра заседание Системной комиссии, на котором будет выдано заключение по вам. И каким оно будет – сейчас зависит исключительно от вас.
– А какие у меня есть варианты? Варианты будущего?
– Буду с вами откровенна.
Ого.
– Нужный материал мы получили. Как пассивный биологический объект исследований в неизмененном состоянии сознания вы для нас больше интереса не представляете.
– Что значит «пассивный объект»? – задергалась я.
Она как будто и не слышала.
– В научных целях было бы интересно поработать с вами в измененных состояниях сознания – на коротких участках вы показывали нетривиальные результаты. Но это означает необратимую утрату вашей личности.
– Утрату личности?!
– И вот вопрос, нужна ли Системе, да и обществу, ваша личность?
– Слушайте, я вас не понимаю, – я подобралась, села, спустила ноги с кровати и посмотрела на тяжелый графин на столике. «Можно ударить ее по голове графином, – промелькнула у меня дурацкая мысль. – Только дальше-то что?..»
Как только я подумала про графин, браслет биоблока начал сжиматься. Женщина в белом смотрела на меня внимательно.
– Лара, давайте назовем вещи своими именами. Вы не лояльны Системе. Вы отторгаете ее. Вы ее ненавидите. И потому, переходя на язык медицины, вы сами являетесь для Системы аллергеном, инородным телом. Интересно, что поведение ваше – иррационально, тогда как Система – это абсолютная, математически доказанная справедливость, высшее разумное благо для всех. Но вы из упрямства, из детских комплексов, из подавленных сексуальных желаний – ведете себя в ущерб Системе и самой себе.
– Не надо со мной разговаривать лозунгами, мы же не на митинге в зоне Е, – вырвалось у меня. – И я же не одна такая! Нас много.
Браслет продолжал все сильнее сжимать мне запястье.
– Не одна. Но вас не много. Людей, органически отвергающих Систему, всегда было около десяти процентов. Создатели Системы даже хотели сначала автоматически присваивать таким, как вы, самые низкие баллы. Но не стали этого делать, потому что это было бы нарушением конституционного права человека на справедливость.
Браслет сжимался.
– Заметьте, что Система обходится с вами гуманно и справедливо. Вы должны это оценить, как образованный человек. В Европе в Средние века вас бы сожгли на костре. В петровской России вам бы отрезали язык, уши, нос и сослали на каторгу. Американские демократы XX века продержали бы вас всю жизнь нищим ожиревшим дебилом у телевизора. Мы, заметьте, оставляем вас в ясном сознании, да еще и разговариваем с вами. Хотя какие у нас возможности, вы, наверное, уже поняли.
