В 23.58 мамин палец с безупречным маникюром нажал кнопку «отправить» под «Уведомлением о расторжении родственных связей» на имя эмиссара. В полночь батины биочасы показали два балла. Мы успели.
В зоне B отец больше находиться не мог. Утром прибыл беспилотник с сотрудниками эмиссариата. Мать старалась, чтобы я этого не видела, я и не хотела смотреть, но как-то само вышло: помятого, грязного и похмельного, моего отца во дворе запихивали в салон беспилотника. Собрались соседи. Я смотрела на него, испытывая законное отвращение, и вдруг в памяти всплыло, как он водил меня за руку в школу. Не знаю, почему я вспомнила. Он шел рядом со мной, статный, красивый, в идеально выглаженной белой рубашке, на него весело посматривали соседки, а я страшно гордилась новеньким орденом на его груди… В тот момент, когда я это вспомнила, отец поднял голову, и мы встретились глазами. Больше я его никогда не видела и понятия не имею, что с ним стало. Его должны были отвезти в зону Е, куда-то на юго-запад за пределы Московии, – согласно его двум баллам. Что там делали с людьми – я не знала. В голову не приходило, что нужно бы знать…
Как из-под земли рядом с мамой выросла тетка-эмиссар, чтобы зачитать обычную в этих случаях благодарность за «сохранение базовых ценностей общества абсолютной Свободы». Закончив зачитывать официальный текст, эмиссар от себя поблагодарила нас за гражданскую позицию и подтвердила прежние девять маминых и десять моих баллов. Мы могли выдохнуть.
…«Пилик-пилик!» – сигнал биочасов прервал мои воспоминания. Я вздрогнула, осознала, что по-прежнему сижу на скамейке под зданием эмиссариата, тупо уставившись в одну точку, и с трудом заставила себя посмотреть на экран биочасов. Небесная благодать, это пока не мама. Это уведомление о температуре тела – 37,3. Скребь Небесная, еще и простуда начинается…
Удивительно, что мать не звонит – наверное, просто еще не заглядывала в мой профиль. И, хвала Небу, пока не звонит Тим.
Я вспомнила про Тима, и мне стало бесконечно стыдно. В сотый раз подведу этого бесконечно терпеливого ко мне человека. Как мне теперь смотреть ему в глаза…
«Ты такая же, как я, только похуже немного», – с такой эсэмэски когда-то начался наш роман. Сначала я обиделась, но потом поняла, что это он так заигрывает. Одиннадцатибалльник пишет десятибалльнице из самой зоны А. Это же явный виртуальный рывок за косичку! А я-то уж думала, что наши отношения закончены…
Хотя то, что было у нас в Московии, отношениями в полноценном смысле этого слова, наверное, назвать было нельзя. Мы немножко гуляли по осеннему золотому парку, немножко ходили в кафе, один раз подержались за руку и ни разу не целовались. Потом он уехал в зону А, и я думала, что на этом все кончено, но, оказывается, на этом как раз все только началось. У Тима появилось, что мне предложить.
Наша свадьба была скромной, в духе моды: я, Тим, представитель эмиссариата и родители с обеих сторон. По иронии судьбы мы сидели в том же ресторане, где когда-то отмечали мои первые биочасы. Только моего отца теперь с нами не было… Мама была довольна – Тим был молчалив, терпелив и добродушен, часто улыбался и не спорил по пустякам. Но главное, мы ждали, что Система поднимет мне баллы до уровня супруга, мой тренд был положительным, и все, казалось бы, шло именно к этому.
Прямую трансляцию нашего брака в Универсуме было не видно из-под лавины виртуальных сердечек, подружки подружек писали Тиму дифирамбы и наперебой добавлялись ко мне в СС-друзья.
Однако все вышло не совсем так, как мы рассчитывали. Точнее, совсем не так. На третий день после свадьбы оказалось, что мой рейтинг остался прежним, а вот у Тима пропал один пункт. Он снова стал десятибалльником. Видимо, что-то в браке со мной насторожило Систему, несмотря на мой положительный тренд.
Мы написали апелляцию в эмиссариат, просили пересмотреть наши ментальные скрининги, но без толку, цифры остались те же.
Я уверена была, что все это сильно ударит по самолюбию Тима и по нашим отношениям. Почти все А-друзья удалились из его окружения, чтобы не портить себе статус. На работе его сняли с проекта и перевели на другой, попроще (хвала Небу, что не тронули зарплату и должность). Но самое ужасное, что ему пришлось оставить свои только что отремонтированные апартаменты в зоне А, в чистейшем климате на берегу моря, и вернуться в зону В, в Московию, откуда он так успешно недавно вырвался. Я ходила, втянув голову в плечи, чувствовала себя страшно виноватой и боялась смотреть ему в глаза.
– Лара, посмотри на меня, – сказал он на десятый день после свадьбы, распаковав последний контейнер с вещами.
Я молчала и отворачивалась.
– Посмотри на меня, сядь рядом и дай мне руку.
Я повиновалась, чувствуя, что подбородок начинает предательски дрожать. Тим обнял меня за плечи и погладил по голове.
– Дурочка, – сказал он ласково, – ну что ты плачешь, это же все ерунда, мы это с тобой поправим. Мне очень жаль, что пока не получается перевезти тебя в зону А, но мы это обязательно сделаем. Переедем на берег океана, снимем дом… У нас родится ребенок, и он будет дышать натуральным воздухом, я тебе обещаю.
Он не винил меня ни на полкрипта, представляете? Я разрыдалась.
Я начала стараться – записалась на все возможные программы по улучшению трендов, на тренинги позитивного мышления, на семинары по преодолению негативной эмоциональности и так далее. Кредиты я старалась платить за два-три дня до срока. Строго контролировала речь и поведение. Питалась и выполняла йога-комплекс строго по календарю «Телемеда». Я делала все для того, чтобы поднять баллы, – по крайней мере, в первые годы нашего брака. Тим тоже старался.
«Переехать в зону А, купить дом и воспитать сына», – такую общую позитивную цель мы указывали во всех программах, направленных на повышение рейтинга.
Двадцать четыре часа в сутки я чувствовала горячую благодарность к Тиму. Он совершил ради меня благородный поступок и баллом заплатил за это.
Смогла ли бы я пожертвовать рейтингом ради любви к нему? Если честно, не знаю. Ни с кем ниже своего уровня я вообще старалась не общаться. Да там и общаться-то было, честно говоря, особо не с кем.
От шести до восьми баллов шла зона С. Работающие обитатели Сибири, Зауралья, Дальнего Востока и Восточного Китая, спившиеся интеллектуалы, плохо воспитанные и малообразованные сотрудники доживающей свой век рыбно-мореходной индустрии. Эмиссары зоны В называли их «недолюди». «Недо» – потому что многие из них все-таки еще работали, принося Обществу абсолютной Свободы хоть какую-то пользу.
Баллом ниже шли и вовсе «нелюди»: бесполезные члены общества, не производящие никакой добавочной стоимости, умеющие только потреблять.
От трех до пяти баллов имел так называемый броветариат (забавное слово, видимо, образовавшееся от устаревшей аббревиатуры БПВ – «безработные прошлого века»). Люди, которые не вписались в научно-технический прогресс. Костяк броветариата составляли водители, пилоты, машинисты электропоездов, операторы башенных кранов, разнорабочие и прочий люд, лишившийся работы после Первой беспилотной революции. Те, кто умел работать только руками. И бывшие мелкие банковские служащие, чьи обязанности гораздо лучше и быстрее выполняли программы. Они не имели права жить за пределами зоны D в Средней Азии. Неприятные термины «гетто» и «резервация», которыми одно время изобиловала пресса, Система перевела в разряд нежелательных после беспорядков, последовавших сразу после Первой беспилотной.
