– Босс, – Клара подняла руку, – разрешите спросить.
– Спрашивай.
– Это гигантская работа. А нас слишком мало. Боюсь, что за сутки ее проделать невозможно.
– Боюсь, у нас нет другого выхода, – сказал Вебер. – Я понимаю, что моя смерть никого из вас особенно не огорчит, а кого-то, может, и обрадует. Но проблема в том, что когда не станет меня, весь отдел тоже обнулят. За ненадобностью.
Я посмотрела на Мелли. Она была гораздо белее той бумаги, на которой Ким писал свои записки.
– Ясно, – сказал Ник. – Давайте делить работу, времени и правда нет. Беру себе красотку Пик, пока никто не занял. И больше никого мне не суйте, она болтливая, у нее скрининги невскребеж какие длинные небось…
Мы разобрали работу. Граммофон забрал себе Дэвида Джонсона и Мвагу Тамогу. Я взяла Исинбердыева и Бхупаду.
– О, красавчик Филипп мне достанется? – игриво спросила Клара. – И, видимо, бин Халиви…
– Нет, – неожиданно сказал Вебер. – Халиви и Че достанутся ей. – И показал пальцем на Мелли.
– Ч-что? – запнулась она.
– Вы поможете нам проанализировать скрининги Координаторов Усамы бин Халиви и Филиппа Че.
– Но почему я?
– Потому что один из них ваш родственник, а второй – любовник.
– Ч-что? – это вырвалось уже у меня.
Меланья из белой стала ярко-пунцовой. Вот так тихоня Мелли! Вот так стоны насчет нерадивого Майка, который не хочет платить в ресторанах. Вот чем объяснялся ее холодный тон в разговоре с Филиппом. Почему она мне не сказала?.. Мне было неприятно. Я верила в Меланьину искренность. Вебер бросил на меня короткий ироничный взгляд.
– Клара, ты проследишь за мисс Мелли. Она плохо знакома с нашими технологиями. Помоги ей, пожалуйста, выполнить эту общественную работу качественно.
– Есть.
– Я не буду этого делать, – прошептала Меланья.
– Тогда мы вас обнулим. Вопросы есть?
– Да, – сказал Ким. – У меня вопрос. Я-то вам зачем? Вы же все про меня знаете, насколько я понимаю…
– Да, знаем, – ответил Вебер, – потому и вызвали. Вы первым произнесли слово «Сопротивление» в том контексте, в каком оно употребляется сейчас. Из ваших уст оно вылетело впервые – около пяти лет назад. Вы должны ответить, как это вышло.
Вебер сегодня вытаскивал козыри из рукава один за другим. Ким ошарашенно пожал плечами.
– Понятия не имею.
– Я думаю, что имеете. Вы должны вспомнить, сообразить и сообщить вашей хозяйке, – он подбородком указал на меня.
– Если все понятно, все свободны. Встречаемся здесь же через сутки. С результатами.
Мне страшно хотелось поговорить с Мелли и не хотелось с Кимом, но вышло, конечно, наоборот. Мелли почти выбежала из комнаты, стараясь не смотреть мне в глаза, за ней быстро последовала Клара. А Ким, как ни в чем не бывало, пошел к моему беспилотнику.
– Поговорим? – спросил он, когда мы взяли курс на мои апартаменты, и показал глазами на свой левый карман, где хранил карандаш.
Я покачала головой, давая понять, что откровенными мы сейчас быть не можем.
– Надо работать, Андрюш, – ответила я устало. – Господин Вебер поставил нам задачу, ее необходимо выполнить. Откуда в твоей голове взялось это скребаное слово?
– Да не знаю я, – он развел руками.
Я посмотрела ему в глаза и поняла, что он говорит правду. Ладно.
– Я сейчас выдам тебе твои скрининги пятилетней давности. Ищи сам.
Он тяжело вздохнул.
Я передала Киму его скрининги и взялась за Исинбердыева с Бхупадой. Работенка мне предстояла муторная, тяжелая, но не сложная. Я уверена была, что оба Координатора чисты как капля тринадцатибалльной минералки, так оно и оказалось. В период обнуления Махатмы и Ирбис состояние обоих чиновников было самым обычным. Никакой погрешности. Никаких статистических сбоев. Чистое алиби. На всякий случай я проверила момент, когда впервые прозвучала новость о падении Махатмы. Реакцией обоих были удивление и испуг. Сделала выборку на трое суток до и трое суток после. Ничего необычного.
Оба ни при чем. Даже если они подчищали свои скрининги, все равно должны были бы остаться хоть какие-то ошметки. Следы чистки. Система работала как идеальный детектор лжи, убрать все было невозможно. Потому что невозможно притворяться каждую секунду двадцать четыре часа в сутки на протяжении шести дней. Индира и Мурат не входили в Сопротивление. А жаль.
С Кимом вышло куда интереснее. Я закончила работу, свернула все голограммы и пошла в Кимову комнату. Точнее, в ту комнату, которую выделила ему, пока он у меня живет. Ким сидел в полутьме, уставясь в монитор, обхватив голову руками, на его небритом лице застыло выражение страдания.
– Ну-ну, Андрюш, – сказала я, включая мягкий свет. – Ты чего такой? Есть хочешь?
– Хочу. Не хочу. Не знаю. Ну не могу я вспомнить!.. – простонал он. – Хоть убейте.
Я развернула монитор к себе. М-да… Глубоко он закопался.
Пять лет назад в голове у Кима было чисто, уютно и красиво, как в семизвездочном отеле Буклийе. Он работал в А-плюсе, прекрасно зарабатывал, влюблен был, кстати, в одну девицу, подумывал о женитьбе, был доволен жизнью, собой, Системой и ни о каких революциях и Сопротивлениях даже и не помышлял. Если бы тогда ему сказали, что пять лет спустя он будет бороться с действующим государственным устройством, он бы рассмеялся этому человеку в лицо. Но при этом слово «Сопротивление» он действительно произнес первым. Связано это было опять-таки с девицей.
Я посмотрела на ее фото. Ничем не примечательная мулатка. Подбородок чуть выдается вперед. Губы очень полные. Что-то африканское во внешности, особенно в профиль. Звали ее Лу, она была ровесницей Кима и тоже работала топовым биоби-мастером.
Я бегло проглядела отчеты об их связях. Ничего такого необычного, все довольно банально: Лу была скромницей, ее нужно было уговаривать, Кима это заводило. Во время одной из таких встреч и прозвучало то самое слово.
Они валялись на кровати и болтали. Все было, как обычно. Ким рассказывал какие-то веселые глупости, Лу смеялась, а потом спросила:
– Ты меня любишь?
– Ненавижу, – ответил Ким.
Лу бросилась на него с кулаками, они боролись и целовались.
– Любишь меня? – настаивала Лу.
– Говорю же: ненавижу.
– Негодяй! Кого же ты любишь?
– Никого! Я всех ненавижу.
– А себя?
– Себя сильнее остальных, я мерзок.
– А Систему? – спросила вдруг Лу лукаво.
Ким запнулся.
– Систему я люблю, – ответил он серьезно, помедлив.
