Нож по-прежнему торчал у Никколо из живота, прямо под ребрами, раскаленная боль пронзала все тело. Юноша хотел оглянуться, узнать, что происходит, но мир распался на тысячи осколков, на свет и тень, пустые окна и темные очертания домов. Никколо не понимал, что все это значит. Его занесли в переулок и бросили на землю, в грязь.
Тело изогнулось, пальцы сжались на рукояти клинка. Перед глазами все поплыло, замерцали какие-то огоньки, по щекам от боли покатились слезы.
Прежде чем он успел вытащить кинжал из тела, его пальцы разжали. Никколо хотел бы сопротивляться, но силы покидали его, и сейчас он мог только дышать. От каждого прикосновения к клинку по телу проходили волны боли, даже втягивать воздух стало сложно. Он почувствовал, как из раны хлынула кровь, заливая рубашку и штаны.
— Больно, да? Покайся перед Господом, сейчас все закончится.
Никколо сфокусировал взгляд на нападавшем. Улыбнувшись, незнакомец кивнул ему — почти дружеский жест.
Он мог ударить во второй раз в любой момент. Первое ранение было смертельным, Никколо это знал, но ему не хотелось умирать, только не так, не в этом грязном переулке, когда он еще не успел попросить у Валентины прощения.
Лезвие пронзило плоть, взрезало жилы его тела, но не только. Казалось, оно разрезало какую-то нить в его душе, спали какие-то путы, и теперь что-то рвалось наружу, скрытое от мира, голодное, ведомое жаждой жизни. Оно освободилось, и у Никколо потемнело в глазах.
Теперь боль отошла на второй план. Да, она еще осталась, но уже не имела никакого значения, как и кровь, льющая из раны, грязь в переулке, лицо незнакомца, да и весь мир в целом.
По телу Никколо прошла экстатическая дрожь. На мгновение ему подумалось, что это, должно быть, смерть — в ней нет ничего плохого, наоборот, она вызывает возвышенные чувства. Вот только он не умер. Дрожь продолжалась, усиливалась, проникла в самую глубь его тела, дошла до центра его естества.
И тело начало меняться. Так чувствуешь себя, когда собираешься зевнуть, но рот еще не открыл. Ощущение было и телесным, и духовным, и Никколо не мог ему противостоять.
Он чувствовал, как удлиняются одни кости и укорачиваются другие, как плоть принимает новые очертания, как натягивается кожа. Все рациональные мысли исчезли, оставался только этот момент, и не более того.
Лицо деформировалось, и юноша застонал, когда челюсти начали вытягиваться вперед. Зубы тоже удлинились, стали больше, прочнее, острее. Одежда порвалась — ей нечего было противопоставить мощи его тела. Кожа покрылась мехом, и от ткани остались одни лохмотья.
Что-то ударило Никколо, пронзило его меняющуюся плоть, но рана тут же закрылась, как только из нее вынули клинок.
Никколо зажмурился, наслаждаясь столь молниеносными переменами в своем теле. Его охватила животная радость, и, запрокинув голову, вервольф завыл.
Когда он вновь открыл глаза, мир изменился — пропали цвета и остались только свет и тень, зато повсюду царили запахи, придававшие всему очертания и смысл.
— Чудовище!
Это был даже не крик, а сдавленный хрип, исполненный ужаса. Видоизмененная, огромная голова Никколо повернулась. Он еще чувствовал остатки боли в теле, словно эхо от крика, и от этого ощущения пришел в ярость. Сжав лапу, он замахнулся и зарычал.
Незнакомец отступил на пару шагов. От него пахло страхом, но не только. Никколо чувствовал старый, темный запах, разжигавший его ярость. Не спуская с нападавшего глаз, вервольф, пригнувшись, коснулся передними лапами земли.
А затем он прыгнул с места, с легкостью преодолев расстояние до противника. Оборотень поднял лапы и обнажил клыки. Никколо готов был убивать.
Мужчина уклонился — быстрее, чем Никколо ожидал, быстрее, чем вообще способен был двигаться человек. Незнакомец отпрянул в сторону, бросился на землю и скрылся в тени. Волк с рычанием повернулся. В свете луны блеснул серебристый металл — в Никколо метнули кинжал, но он с легкостью отвел лезвие. Прыгнув, оборотень навалился на нападавшего всем телом.
— Помогите! — завопил незнакомец, понимая, что из охотника превратился в добычу, но его крик тут же перешел в бульканье. Вервольф вонзил клыки ему в шею, сомкнув челюсти настолько, что послышался хруст костей, а мышцы просто порвались.
Из раны хлынула кровь, оросив морду оборотня. Бросив убитого на землю, Никколо поднялся на задние лапы.
Ему хотелось выть, сообщить всему миру о своей победе, но в этот момент вервольф почувствовал, что он тут не один. Оборотень повернулся с поразительной для его роста ловкостью.
В переулке стояли двое — мужчина и женщина. Они явно опешили, увидев вервольфа. Никколо готов был вступить с ними в бой, он обнажил клыки, готовясь к атаке.
И тут его ногу пронзила обжигающая боль. Фыркнув, зверь отпрыгнул в сторону. Противник, который, как думал Никколо, был уже мертв, сейчас поднимался, зажимая рукой рану па шее. Он выставил вперед кинжал, и оборотень почувствовал, что это серебро. Рана на ноге по-прежнему болела.
Не медля ни мгновения, вервольф бросился на врага. Кинжал дернулся, но в этот раз оборотень был быстрее: уклонившись от удара, он схватил противника за руку. Когти вошли в плоть, вырывая куски мяса. Незнакомец пошатнулся. У него не было шансов высвободиться из этой хватки.
Никколо схватил его за голову, заревел и дернул. Рана на шее противника уже почти закрылась, но ему нечего было противопоставить мощи вервольфа. Голова оторвалась от тела, и, когда противник в этот раз упал на землю, в его смерти не оставалось никаких сомнений.
Отпрыгнув в сторону, Никколо оттолкнулся от земли и повис на стене дома. Сзади слышались возгласы других двоих противников. Их кинжалы просвистели там, где он только что стоял. Прыгая вниз, Никколо повернулся и ударил, но женщина успела среагировать — она перекатилась в сторону, и ее кинжал описал серебристую дугу в воздухе, оставив красный след на груди оборотня. А вот мужчина был медлительнее, Вервольф прыгнул на него сверху, впился в него когтями, кусал и рвал, пока не перебил ему шею, вырвав зубами кусок плеча. Лапой оборотень пробил в груди огромную сквозную дыру.
И вновь пришлось уклоняться. Никколо не видел женщину, но ощущал ее присутствие — сейчас все чувства обострились, движения ускорились, и вервольф атаковал. Женщина уклонилась, но они оба знали: зверь теперь охотник, а все остальные — добыча.
Тихо зарычав, оборотень сделал шаг вперед. Задней лапой он наступил мужчине на грудь, ломая ребра.
Покосившись на своего мертвого спутника, женщина повернулась и бросилась бежать. Она буквально летела над землей, каждым прыжком преодолевая больше метра.
Вервольф последовал за ней, уже через пару шагов опустившись на четыре лапы.
Оттолкнувшись, женщина взлетела, коснулась одной стены, отпрыгнула к противоположной и очутилась на крыше.
Оборотень не отставал. Его когти впивались в каменную кладку и древесину стены.
