«Вся земля – наш Сад!» – любил повторять Модянов.
Академик же Копернаумов, оказалось, с детства боялся государственного антисемитизма и был уверен, что коммунисты избрали его в Академию наук и назначили главой института специально, чтобы замаскировать своё тайное юдофобство. Он объявил себя жертвой режима, продал пятикомнатную квартиру на Садовой Триумфальной, гектарную дачу в Кратове и уехал преподавать генетику в средней школе городка Нью-Кентервиль, штат Мичиган. Все бумаги о садовом товариществе «Советский генетик» остались у Феди, ион решил, пользуясь случаем, разбогатеть. В ту пору выгоднее было продавать не землю, а постройки. На бывшем опытном поле можно было уместить пятьдесят коттеджей с участками по двадцать соток. Один хороший человек, личный друг Высоцкого, организовывавший в Институте прикладной генетики концерты бардов, вывел Лапузина на генерала Мостолыгина, начальника Военспецстроя…
– Этот человек случайно не Вова из Коврова? – тихо уточнил Кокотов.
– Да-а! – удивлённо кивнула Наталья Павловна. – Откуда вы знаете?
– Хе… – произнёс Андрей Львович с улыбкой скромника, нечуждого тайн мирозданья.
– Вот каков мой рыцарь! – И она послала ему воздушный поцелуй. – …Мостолыгин увлёкся проектом и был готов включить всю мощь Военспецстроя, созданного некогда для созидания ракетных шахт, бункеров, подземных заводов и других чудес холодной войны…Застоявшиеся военные строители обещали в ударные сроки возвести дачный посёлок «Советский генетик», который Федя переименовал в «Вавилон-2» – на всякий случай, для конспирации, а также в память о замученном академике Вавилове. Кроме того, Мостолыгин планировал под каждым коттеджем в качестве бонуса устроить бетонное убежище, выдерживающее прямое попадание небольшой атомной бомбы, а также проложить двухкилометровый тоннель к Можайскому шоссе – для удобства сообщения. За всё это генерал хотел пятьдесят процентов – двадцать пять коттеджей с участками. Ударили по рукам. Но тут выяснилось, что требуется согласие местной администрации. После перестрелки одинцовских и видновских братков на Переделкинском кладбище, возле резиденции патриарха, закончившейся со счётом 4:7 в пользу одинцовских, за местной исполнительной властью смотрел вор в законе Покатый. За разрешение он тоже потребовал пятьдесят процентов – двадцать пять коттеджей с участками.
Лапузин, сообразив, что ему самому остаётся, как говорится, бульон от варёных яиц, решил найти партнёров подешевле. Но заинтересованные стороны уже привязались к местности: братки захватили старое здание опытной станции, а военные воздвигли бетонный дзот с крупнокалиберным пулемётом и для убедительности постреливали в бродячих собак, которые набегали подкормиться остатками бандитских пиров, сопровождавшихся криками, пальбой и поножовщиной. Милиция, приезжая на выстрелы и шум, драла деньги почему-то не с военных и тем более не с одинцовских, а с несчастного Феди. Бедняга спустил почти всё, что получил за институтский флигель, сданный под штаб-квартиру фанатов доктора Хаббарда.
– Тогда-то Федя и перестал водить меня в рестораны! – вздохнула бывшая пионерка.
– И часто он водил вас в рестораны? – вскользь спросил автор «Жадной нежности».
– Нет, не очень, – пожала плечами она. – Так, пообедать или поужинать. А что?
– Ничего. Я знаю на Пресне одно отличное местечко, – интимно сообщил он, имея в виду, конечно, «Царский поезд». – Рассказывайте, рассказывайте!
13. Скифский взгляд
…Сначала Лапузин хотел попросить помощи у друга детства, командира танковой дивизии. Они вместе поступали в военное училище, но Федя не прошёл по зрению. Танкист был не прочь за тридцать процентов очистить опытное поле от Военспецстроя, но его соединение не получало горючесмазочных материалов и боеприпасов с августа 1991-го, а резервные снаряды они продали в Чечню, чтобы достойно отметить Новый 1993 год. Тогда Лапузин через Вову из Коврова вышел на можайских и предложил им за сорок процентов выбить Покатого из опытной станции. Братки примчались, огляделись, задумались, перетёрли ситуацию с одинцовскими и отказались, предупредив, однако, что за вызов на объект и консалтинг им теперь полагается коттедж с участком. И поставили на счётчик.
– Ко мне он, собственно, заехал проститься! – объяснила Обоярова.
…Сообразив, что, продав квартиру, дачу, «Ниссан» с правым рулём, библиотеку и остальное, он не сможет рассчитаться с можайскими, Лапузин переписал имущество на бывшую жену, которая оставалась ему верна, как верен партии её исключённый член. После этого Федя решил в последний раз поговорить с Мостолыгиным и Покатым. Если бы генерал и вор скинули по пять процентов, можно было бы рассчитаться с можайскими, а на оставшееся купить три торговые палатки возле метро. Дело верное: розница – двигатель торговли! В случае отказа Федя предполагал бежать за границу, прихватив кассу взаимопомощи Института прикладной генетики.
Покатый на встречу согласился…
«Тебе забили стрелку!» – Я даже захлопала в ладоши.
– Вы были уже на ты? – загрустил Кокотов.
– Что? Ах, вот вы о чём. Не волнуйтесь, мой ревнивец, к тому времени мы только целовались. Моя мама всегда говорила: поцелуй, и не сразу, – это максимум того, что порядочная женщина может дать мужчине до брака. Если же она не собирается замуж, можно давать всё и сразу.
– Понятно, – вздохнул Кокотов.
– И что ты хочешь предложить Покатому взамен? – спросила я.
– Не знаю… Может, написать ему диссертацию?
– Бандиту?
– А что? Недавно мы защитили парня, отсидевшего восемь лет за валюту. Теперь он в Верховном Совете.
– А если Покатый откажется?
– Тогда даже не знаю…
– Я знаю! Возьми меня с собой на стрелку!
– Зачем?! – в один голос воскликнули Кокотов и Лапузин.
– Андрюша, вы забыли: я же шпионка по призванию! Мата Хари. А тут такой роскошный случай!
– Ты с ума сошла! – не захотел меня слушать Федя.
– Что ты предлагаешь? Хочешь преподавать физкультуру в Нью-Кентервиле, штат Мичиган?
– А если твоя мама узнает?
– Не узнает.
– Это же бандиты!
– Бандиты тоже мужчины!
– Ты что задумала? – насторожился он.
– Скажешь Покатому, что я твоя жена. Понял?
– Удобно ли?
– Не переживай, тебя это ни к чему не обязывает. Когда толковище?
– Завтра в ресторане «Сетунь» в три часа.
– В два я буду готова.
– Лучше – в час.
– Нет. Мы должны немного опоздать.
На следующий день, заехав за мной в условленное время, Федя очень удивился: я надела лиловое, как у певицы областной филармонии, всё в золотых блёстках платье с сумасшедшим декольте. В этом наряде мама один-единственный раз вела новогодний «Огонёк» итак понравилась зрителям-мужчинам, завалившим редакцию письмами, что больше её в эфир не выпускали. Кроме того, на мне была бабушкина бархатная шляпка с вуалькой, на грудь я повесила нитку чёрных жемчужин – каждая величиной с лесной орех. Это ожерелье мне одолжила однокурсница, пять лет прожившая смужем-дипломатом в Индии. А на пальце у меня сверкал старинный золотой перстень с трёхкаратником чистейшей воды – его маме подарил второй муж Леонид Савельевич, племянник начальника Ленинградского ОГПУ, которого расстреляли вместе с Ягодой. Перед арестом чекист успел зарыть ведёрный самовар, под крышку набитый ювелиркой, реквизированной у буржуазии и дворянства. Банк «Невский простор» знаете?
