Каждый фильм ставит перед вами свой собственный уникальный набор проблем. Но «Жизнь Пи», должно быть, один из самых сложных фильмов, над которыми вы работали.
Это был очень сложный процесс в этом фильме выяснить, как он должен звучать. И снова, пришлось очень много писать. И иногда неделю или две казалось, что все хорошо, но я вдруг понимал: «Я не чувствую, что это правильно». Песня («Колыбельная Пи») по иронии судьбы сочинилась легко. Вступительные кадры богатые и чистые. Эта песня была самой легкой частью работы над музыкой. И к тому же это было весело. Я не могу сказать того же об оставшейся части музыки. (Смеется.) Это была борьба. Нужно было находиться в балансе. Он мальчик. У него есть молодость и оптимизм, и он находится в этом невероятно опасном и трудном месте. Нужно было найти баланс между этими двумя вещами и рассказать историю без большого количества диалогов на экране. И музыка должна помогать нам следовать по его эмоциональной кривой, не перегибая ее, что всегда тяжело. Всегда проще перегнуть.
Не так уж много людей верили, что книгу «Жизнь Пи» действительно можно превратить в фильм. Приятно было чувствовать, что люди были не правы?
Это было потрясающее путешествие. Съемочная группа и Энг. Месяц за месяцем, это было очень откровенно. Казалось, мы все провалим. Мы откидывались на спинку кресла и смотрели фильм, слушая музыкальные заготовки, и они не работали. Я четко помню, как однажды поздно вечером неожиданно на одном из просмотров мы почувствовали это. В первый раз это ощущалось как «Вау, это как Пи, это берег! Он наконец-то появился из-за горизонта, и мы можем его видеть. Нужно просто преодолеть эти последние несколько ярдов песка».
Это было трудное путешествие. Любой фильм, в котором вы изобретаете новый язык, как «Жизнь Пи», – это оригинальная история и оригинальный способ рассказывать историю. Так что это опасные съемки. И Энг упивается такой опасностью. Это мучительная работа, особенно, когда перед тобой такая ответственность. Но удовлетворение от того, что твоя тяжелая работа привела к успеху – это действительно что-то.
Вы получили за этот фильм несколько наград, включая «Оскар». Вы считаете, что «Жизнь Пи» – лучшая музыка, написанная вами до сегодняшнего дня?
Не обязательно. Это самый подходящий ответ. Она может быть лучшей. Но вы просите родителя выбрать, кто из детей самый любимый. Сложно сказать. И с музыкой так же сложно, потому что для меня мой опыт тесно связан с музыкой. Я смотрю фильм и совершенно не представляю, как он выглядит со стороны, пока не пройдет несколько лет. Мне нужно не видеть его год или больше, и потом я переключаю каналы и «О, «Человек, который изменил все». И потом я смотрю его часто. Тогда я обычно чувствую себя намного лучше, чем в момент, когда я только закончил работу над фильмом. Когда ты только завершил проект, ты реально волнуешься о всех тех местах, в которых ты мог допустить ошибку, обо всех местах, где не смог достигнуть той планки, которую перед собой поставил. Ты становишься в своем роде слепым в тех местах, где у тебя все получилось, и местах, которые, знаете, хорошо бы доделать. И это те вещи, которые настигнут вас два года спустя. Так было всегда. Но при этом ваше эмоциональное путешествие сквозь фильм обернуто в то, как вы его воспринимаете. Поэтому мне действительно сложно сказать. Есть вещи, которые хороши с музыкальной точки зрения, если взглянуть на них со стороны. Но опять же, в каком контексте они находятся? Потому что в контексте концерта у меня есть несколько произведений, написанных для фильмов, которые хороши сами по себе как музыкальные произведения. А в фильме это хорошо? Я не знаю. Сложно ответить.
Вы часто работаете вместе с вашим братом Джефом Данна. Кто решает, возьметесь ли вы за проект в одиночку или вместе?
Мы часто сближаемся, и тогда мы смотрим на это и думаем, что было бы здорово поработать вместе по тем или иным причинам.
И тут есть с чем работать. Знаете, Джеф – гитарист, и он играет на всех видах щипковых струнных инструментов. А я играю на клавишах. Вот так. Мы решаем, какие инструменты можно привнести. К тому же, у нас совершенно разный набор навыков. Разные сильные и слабые стороны. Есть проекты, где Джеф был действительно полезен, и для нас было замечательно работать вместе. Иногда мы решали, что будет так, иногда продюсер или режиссер, кто-то вроде Терри Гильяма, который уже работал с нами двумя раньше. Он работал с нами как с командой. Ему так нравилось. Так что, каждый раз по-разному.
У вас есть какое-то родственное соперничество с братом? Или вы откладываете его, когда работаете вместе?
Я думаю, немного и то, и другое. Думаю, это хорошая штука. Когда мы работаем вместе, появляется ощущение соревнования, и это хорошо для фильма. «Ты написал довольно хорошую партию. Я собираюсь надорвать свою задницу и превзойти твой уровень». И я думаю, что каждый из нас по-настоящему восхищается работой другого. И поскольку мы такие разные, он может сделать то, чего я не могу, и, думаю, что это оборачивается следующим: когда он поднимает уровень, то и я пытаюсь поднять уровень. Так что это хорошо для общего уровня качества. Это соревнование. Мы критикуем друг друга, причем аргументированно. Мы оба работали с другими людьми. Это то, чем мы постоянно занимаемся. Поэтому работать друг с другом – это не что-то новое и трудное.
Мы травим байки о разных причудливых и смешных вещах, которые случаются в этом бизнесе. Я думаю, это еще одна сторона веселья. Написание музыки к фильму может проходить в полной изоляции. Без сомнения, настоящая работа происходит между тобой и твоими ушами, в комнате с дэдлайном. Так что в реальности это не такое уж и веселье. Но наличие кого-то, с кем ты можешь разделить это путешествие, определенно делает дорогу более веселой. Я могу смеяться над теми вещами, над которыми плакал бы, работая один. Так что это ситуация, в которой каждый выигрывает.
Я даже не знаю, сколько раз мы работали вместе. Это восходит к временам, когда мы были пацанами и вместе играли в группах. Мы играем музыку вместе всю нашу жизнь. Так что сложно сказать, когда это началось. Я привел Джефа в кино, когда сам только начинал. Я позвал его в проект сыграть на гитаре, а потом сказал: «О, а ты не хочешь попробовать эту партию?» И он тут же выдал нечто потрясающее. Это было «Вау! Ты это умеешь, давай еще поработаем вместе».
И потом он получил сериал на очень ранней стадии и переехал в Калифорнию. Я все еще жил в Торонто, так что мы были в разных городах, и у него была своя карьера. Но мы продолжали работать вместе, где-то раз в несколько лет или около того. Таков был ритм. Каждые пару лет мы вместе работали над проектом.
Вы с ним разделяете любопытство к музыке и тому, как она работает?
Я очень любопытен. Мне нравится учиться. Мне кажется очень крутым, что музыка – это что-то, что понимает каждый человек на Земле, возможно, на протяжении 10 тысяч лет. И есть разные способы достижения этого. Я работал с флейтистом, коренным американцем, над фильмом «Ледяной ветер» Энга Ли. Я написал мелодию и сказал: «Сыграй это». И он не сыграл ее одинаково и двух раз. И я осознал, как он совершенно по-другому смотрит на музыку. Вместо нот и тональности было: «Это звучит как волк. Это голос волка. А это голос орла. Ты хочешь орла? Ты хочешь орла, которому больно?» И это было: «Вау! Мне сносит крышу». Я никогда не смотрел на музыку таким образом. И все же я полюбил эти моменты, когда мы делаем одно и то же, но смотрим на это с разных сторон. В этом есть что- то магическое и очень выразительное. С этим можно сделать много всего, с другой точкой зрения.
