Внутри все сжалось. Под ложечкой засосало, как на экзамене. На глаза машинально навернулись слезы.
– Пойду, попью, а то во рту как коты сдохли! – он вышел в другую комнату.
Она встала, голова болела, говорить и обсуждать что-то не хотелось. Все это было глупо и никому не нужно. Зачем? Она начала одеваться.
В глубине души начала осознавать, что все её нежные чувства основывались на его чувстве, она полюбила его за то, что он её полюбил. Загорелась потому, что он загорелся. Если ему не надо, ей то теперь все это зачем? И вообще…А, может, все к лучшему? Осталась пустота, словно у неё внутри кто-то выдернул штепсель из розетки.
– Ты куда торопишься? – удивился он, – у нас ещё есть время!
Девушка равнодушно молчала.
– Понимаешь, Вик, так получается, что…
– Я все поняла!
– Гордая ты…
Он сел, налил себе соку, почесался. Вика физически ощущала его дискомфорт и растерянность. Ей опять стало его жалко, но продолжать отношения просто не имеет смысла. Поправив на себе костюм, решительно выдохнула:
– Мы больше встречаться не будем!
– Почему это?
– Ты меня не любишь.
– Почему? Люблю!
– Ага, как собака грелку!
– А знаешь, как сильно собака грелку любит? – попробовал отшутиться Ворон. Походил по комнатам, перекладывая вещи с места на место, взял майку, пошел с ней в спальню, через минуту вышел с ней обратно.
– Значит, ты не веришь, что я тебя люблю?
Колесникова вышла на кухню и налила воды, чувствуя спиной, как он подошел к ней, молча уткнулся головой в плечо, не зная, что сказать. Она решилась на последнюю попытку:
– Я хочу быть с тобой. Чего ты боишься?
Вадим резко отвернулся и пошел одеваться. На шнурке от штепселя оборвался провод.
Они вышли с дебаркадера, поднялись по лестнице и сели на заднее сиденье. Всю дорогу он держал её за руку и, когда они очутились у подъезда, тихо попросил:
– Дай губки.
– А всё, – кольнув его жестким взглядом, ответила она, – кончились губки!
В зеркале по-обыкновению мелькнуло ошарашенное лицо водителя. Ну и черт с ним! Какое его дело? Скорее бы остаться одной, чтобы слез, готовых вот-вот выскочить наружу, никто не увидел. Чмокнув бывшего любовника на прощанье и прикусив задрожавшую губу, быстро вышла из машины и залетела в дом. Машина уехала. Роман закончился.
Глава 92
Взгляд бесцельно блуждал по знакомым до мельчайших деталей безделушкам, украшавших зал и придающих ему своеобразие и стиль. На несколько мгновений остановился на резном деревянном окне с вышитыми вручную занавесками.
– Как мне надоела эта кухня! – выдавила из себя раздосадовано Нина Константиновна, рассматривая внимательно содержимое тарелки, на которой лежал уже потрепанный вилкой кусок мяса, несколько листьев салата и кружок лимона.
Девушка вздрогнув и проглотив от неожиданности непрожеванный кусок рыбы, повернулась:
– Да, уж! Меня саму постоянно после обеда подташнивает и изжога. Чего они туда подкладывают?
– Это все масло!
– Возможно.
Колесникова пожала худыми плечами. Разговаривать и даже просто поддерживать беседу со своей начальницей все сложнее. Строгая цепко взглянула на рассеянно разглядывающую мебель девушку и отметила про себя, что кожа спутницы за последний месяц приобрела неестественную бледность. Черты лица заострились. Темные круги под глазами стали еще заметнее. Лишь неправдоподобно тонкая талия и округлые бедра продолжали придавать фигуре соблазнительную прелесть.
– Вам не мешало бы отдохнуть! – мимоходом заметила начальница, бросив взгляд на ее совсем тонкие запястья.
– Уехать за границу, если только. Дома разве отдохнешь?
– Конечно! Проведешь все время за мытьем посуды и уборкой. Какой это отдых!
Девушка кивнула. Строгая продолжала:
– Вон, Вадим! Каждую неделю куда-нибудь уезжает. Тут ему как-то звонила – поймала на горнолыжном курорте. На лыжах ехал. Говорит: «Подождите, приторможу!» – Женщина расплылась таки от счастья. – Какой он молодец!
«Еще какой!»
– Может, и правда, отдохнуть съездить?
– Подумайте над этим серьезно! Вы очень плохо выглядите!
Колесникова уткнулась в тарелку. Вспомнила, как несколько дней назад Ворон при ее приближении тут же отвернулся и скрылся в лифте. Все это отметили. Внутри снова больно кольнуло и на глаза привычно навернулись слезы. И какое удовольствие ехать одной? Может, Оля с ней выберется?
Вернувшись, набрала отдел архитекторов.
– Привет! Не хочешь куда-нибудь съездить? Отдохнуть.
– А куда? – на другом конце прозвучали радостные интонации.
– Хочешь, давай на лыжах покатаемся. Ни разу не была.
– Давай! У меня тут знакомые только что из Андорры вернулись. Очень понравилось. На скейбордах катались. Можно туда рвануть. Ты когда хочешь?
– Чем раньше, тем лучше.
– Без проблем. Сейчас позвоню подружке в турагентство. Жди. Перезвоню.
Вика нажала отбой. Мысль о путешествии, о том, что она увидит и откроет для себя что-то новое и интересное, сразу же приподняла ее поникшее настроение и придала сил. Какая она идиотка, что столько времени себя в заднем месте держит! На свете столько приятных вещей! Она, которая совсем недавно украдкой утирала слезу, облегченно вздохнула и радостно откинулась на спинку стула.
– Едешь отдыхать! – констатировала главный бухгалтер.
– Ага!
– А «баба Нина»?
– Знает. Сама предложила.
– Что-то из мира фантастики!
– Не говори-ка! Прямо удивительно!
– Мне твои подружки с завода обзвонятся! С ними то что делать?
– Я туда перед отпуском съезжу. Наведаю их. А то давно не была.
– Забавные они! Привет передавай.
Колесникова, вспомнив лица своих сотрудниц из заводской бухгалтерии, мягко улыбнулась.
– Надо еще и на твои произведения искусства посмотреть. Ошибки поискать. Чтобы успела до баланса все поправить.
– Ну-у, не охота! Может, не надо? Я не буду!
Один из уголков рта удивленно пополз вверх, другой – вниз. Наступила пауза. Потом спокойно, несколько отстраненно финансовый директор спросила:
– А куда ты денешься?
Снова повисла гробовая тишина. «Чем лучше относишься – тем хуже!» Колесникова, кожей ощущающая разливающееся между ними напряжение, уставилась в лежащие на столе документы. Зазвенел телефон, тут же разрядив обстановку. Это был директор завода. Вика поздоровалась.
