Наверное, я бы так и стояла с разинутым ртом, восторгаясь, как типовое здание можно переделать во дворец, если бы мой взгляд не уперся в портрет, висевший напротив входа. Рама, обрамлявшая фотографию, была перевязана по углам траурной лентой. Мужчина с умным и проницательным взглядом встречал всяк сюда входящего. Я тяжело вздохнула. Даже, если бы черной ленты не было, я бы все равно догадалась, что передо мной основатель «Комп и К*» – Борис Гришин.
«Жить бы ему да жить», – подумала я. Мороз пробирал по коже, когда я смотрела на фото. У Гришина было очень приятное лицо, чуть раскосые глаза, губы, легко изогнувшиеся в улыбке, и модно подстриженные густые темные волосы.
Пробормотав: «Царство небесное», я оглянулась вокруг. Складывалось такое впечатление, что никто здесь не работал.
Фирму «Комп и К*» лихорадило. Что происходило внутри офиса, можно было охарактеризовать одной фразой – «разброд и шатания». Сотрудники группами по два-три человека стояли в вестибюле, на лестничных площадках и в коридорах, разговаривали в полголоса, обсуждая внутренние проблемы фирмы. Занять рабочие места никто из них не торопился.
Я прислушалась и из отдельных фраз, долетевших до меня, кое-что поняла. После похорон генерального директора прошло два дня, и до сих пор неясно, что будет с «Компом» – так служащие ласково называли компьютерную фирму. Кто станет у руля, в каком направлении он будет развиваться, не продадут ли его, не ликвидируют ли?
– Где будем искать Людмилу Дегтяреву? – спросила я. – В каком отделе сидят переводчики?
– У меня идея, – после недолгой паузы ответила Алина. – Раз уж мы здесь, давай поговорим с секретаршей Гришина, спросим, в каком настроении ее шеф пребывал в последние дни, о положении дел на фирме, ну и о Дегтяревой, разумеется. А потом пойдем к ней, Людмиле.
– Принято, – согласилась я. – Знаешь, куда идти?
– Я даже саму секретаршу знаю. Приятная женщина, чаем меня угощала, пока компьютерщики Бориса в мой компьютер новые программы закачивали. Зовут ее Ниной Афанасьевной.
Поднявшись на второй этаж, Алина уверено зашагала направо. Остановившись перед дверью, на которой висела табличка «Приемная», взялась за ручку и потянула на себя.
– Можно? – спросила она, просунув голову в образовавшуюся щель, и, не дожидаясь приглашения, просочилась внутрь.
Ее примеру последовала и я.
За столом, перед светящимся монитором компьютера сидела женщина, приблизительно лет пятидесяти. Взгляд ее был обращен на экран, но было заметно, что мысленно она очень далеко и думает о чем-то малоприятном. По крайней мере, такой у нее был вид: губы плотно сжаты, на лбу рельефные складки, пальцы руки нервно отстукивают дробь.
– Здравствуйте, Нина Афанасьевна, – с легким поклоном поздоровалась Алина.
Женщина подняла на нас глаза – красные то ли от долгого общения с компьютером, то ли от слез. Я склонялась ко второму варианту: женщина плакала или собиралась заплакать.
«Последние дни были не лучшими в ее жизни. Скоропостижная смерть шефа, похороны. Положение дел на фирме… поди знай какое. Когда умирает первое лицо, все зыбко и непредсказуемо», – подумала я.
Нина Аркадьевна не отвечала. Пауза тянулась слишком долго.
– Вы меня не помните? – догадалась спросить Алина.
Нина Афанасьевна обхватила ладонями голову и сокрушенно покачала головой.
– Голова идет кругом, – призналась она. – Простите, я в таком состоянии, в таком … До сих пор в себя прийти не могу. Я ведь у Бориса Ивановича работала с момента открытия фирмы. Десятилетний юбилей недавно отпразновали. Как все хорошо было, как хорошо.
– Да, – соглашаясь, кивнула Алина. – Приношу соболезнование коллективу. Тем более что Борис не был мне посторонним. Можно сказать, мы с ним были единомышленниками. Не могу поверить, что его нет. Такое горе для всех нас, такое горе. А я у вас месяц назад была. Сидела вот в этом кресле, вы меня чаем угощали, – напомнила о своем визите Алина, – с печеньем в красивой жестяной коробке. Меня зовут Алина Николаевна. Теперь вспомнили?
– Теперь да, – сказала Нина Афанасьевна, но взгляд ее так и не прояснился до конца, она все так же с удивлением смотрела на Алину, краешком взгляда захватывая и меня. Скорей всего, Алину она подзабыла и соврала, что помнит, только из приличия.
– Мы с Борисом занимались йогой, а к вам я приходила по поводу обновления базы компьютера, – неторопливо, чеканя каждое слово, выговорила Алина, чтобы секретарша ее все-таки вспомнила. – А еще я организовывала поездку в Гималаи. Мы еще говорили с вами на эту тему. Ну?
– Да-да-да, – в глазах Нины Афанасьевны блеснула искорка разума. – Как я могла забыть? Теперь вспомнила. Борис неоднократно у меня спрашивал, что мне привезти из Индии. Я вам могу чем-то помочь? Что-то с компьютером?
– Нет, с компьютером все в порядке. Мы приехали поговорить с вами.
– Если вы о том, что путевка Бориса Ивановича пропадает, то тут ничем не могу вам помочь. У меня денег на поездку нет, да и вряд ли кто из наших сейчас поедет. У нас тут такое творится… – она с опаской посмотрела на дверь в директорский кабинет.
– А что у вас творится? – переходя на доверительный шепот, спросила Алина.
– Полиция у нас, – мотнула она головой на дверь.
– Полиция? – переспросила я, ощутив сильный удар сердца. Собственно, чему я удивляюсь? Воронков отнюдь не глупее нас. Если Алина предоставила ему список всех тех, кто занимался у Артура йогой, то рано или поздно он бы посетил Бориса Гришина. – Майор? – уточнила я.
– Да не знаю я, не разбираюсь в звездочках.
– Такой тощий и длинный, как жердь? Чернявый. Глаза у него как рентгеновские лучи: любит упереться взглядом и молчать, ждать, когда ты ему со страху все выложишь, – дала я краткое описание внешности Воронкова.
– Про глаза вы верно подметили. Он будто прошил меня ими, гвоздями к стенке прибил.
– Воронков, – с досадой выдохнула Алина.
– Точно, и он эту фамилию называл. Совал под нос удостоверение, только у меня от волнения туманом глаза заволокло.
Я почувствовала, будто стою на горячих углях. Если Воронков нас здесь застукает, скандала не миновать, разорется на всю ивановскую, может и обещание свое сдержать, засадить нас на трое суток в камеру с воровками и проститутками, мотивируя свое решение тем, что с нормальными людьми нам, видите ли, общаться скучно. Но не уходить же ни с чем?
– А что он там сейчас делает? – с волнением спросила Алина.
– Сначала меня час допрашивал, теперь беседует с Колупаевым.
– Значит, в сию минуту вы свободны? Нина Афанасьевна, вы ведь не обязаны все время находиться в приемной? Может, переместимся в буфет? – Алина сложила ладони вместе и вопросительно посмотрела на секретаршу.
– И то верно, пойдемте, у меня в горле от всего этого, – она опять кивнула на дверь в директорский кабинет, – пересохло. Пять лет диабетом страдаю, стоит понервничать, во рту становится сухо, как в Сахаре.
