– Сударыня, проснитесь, пожалуйста, проснитесь, – доносилось до ее разума сквозь сон, тяжесть которого ей никак не удавалось сбросить.
– Проснитесь, испуганно повторяли они словно заклинание. – Чуть ли не плача лепетали вокруг неё служанки, – граф сердится! – испуганно повторяли они словно заклинание.
Пересилив себя, Кристина села в постели.
Обрадованные ее пробуждением служанки, словно пчелки, запорхали вокруг нее. Ее умыли, одели, расчесали и все это за считанные секунды. Кристина и понять не успела, как она, словно по волшебству, полностью одетая, как настоящая барышня, стоя перед зеркалом, с изумлением смотрела на себя. Она смотрела на свое отражение и никак не могла понять, кто она – эта восхитительная, изящная барышня с гордой благородной осанкой. Кто она – эта таинственная незнакомка?!
Кристина, сопровождаемая роем служанок, спустилась вниз.
Граф Арсений, одетый в алый бархатный камзол, был великолепен. В ее глазах на мгновение вспыхнуло восхищение, но оно сразу погасло и съежилось. Арсений занимался своим любимым делом. Он с холодной яростью отчитывал худенькую девушку, видимо служанку, которая, опустив глаза, нервно теребила свой фартук. Девушка тихо, дрожащим голоском, лепетала извинения и оправдания. Кристина, спустившись, остановилась рядом, ожидая, когда до нее дойдет очередь. Заметив Кристину, Арсен с восхищением оглядел её, сияя очаровательной улыбкой. Он так был поражен сияющей красотой Кристины, что даже забыл о несчастном маленьком существе, которое он мучил всего лишь секунду назад, развлекая себя в ожидании.
Видя, что граф о ней забыл, служанка жалобно осведомилась, можно ли ей вернуться к своим делам.
– Что? – Арсен, как бы очнувшись, с непониманием оглянулся на бедняжку, – Ах, да! Иди, Марина, и я надеюсь, что такого больше не повторится!
– Конечно, сударь! – и служанка, довольная, что от нее наконец-то отстали, подобрав юбки, убежала.
– Ты восхитительна, прекрасная Кристина! – Арсений, подойдя, встал рядом с ней так близко, что она чувствовала его дыхание и сладкий, терпкий запах его духов, – Ты все больше и больше удивляешь и поражаешь меня.
От его опьяняющего запаха у Кристины закружилась голова и от его близости, она вдруг почувствовала себя неуютно так, будто бы ее заперли в маленькой, тесной коморке. Кристина отступила на шаг от графа.
– К чему, Ваше сиятельство, весь этот восхитительный пафос?! Что, неужели в замке праздник? Или может быть, мы едем на бал или какой-нибудь прием?
Кристина, хмурясь, нападала на него, пытаясь стереть с его красивого благородного лица эту обворожительную улыбку, от которой все ее существо неестественно замирало в трепещущем восторге.
– Ну, конечно же! Простите меня, Ваше сиятельство! До чего же я глупа! У Вас же действительно праздник. В честь удачной охоты, скорее всего. Позвольте Вас поздравить. Хотя поймать Вам удалось не невесть что, но все же, ведь не важно, что поймалось в Ваши сети, важен сам процесс охоты!
Кристина тщетно пыталась разозлить его, вывести из себя, сама не понимая, зачем, но он все стоял и смотрел на нее с восхищенной улыбкой. Ей так хотелось задеть его самолюбие, укусить побольней. Ей хотелось заставить его заплатить за все те унижения и мучения, что он принес ей и этим несчастным людям на заднем дворе. Ей хотелось, чтобы боль обиды засела занозой в его ледяном сердце.
– И впереди у Вас намечается потрясающее веселье. Народное гуляние с песнями и плясками…
В ее голосе зазвенели слезы, и Арсен решил прервать ее тираду, пока она не успела сказать такого, от чего ей станет больно.
– Это не плохая мысль, моя дорогая, устроить народное гуляние. Ты права, сегодня действительно праздник в честь твоего возвращения. Но праздник мы с тобой отметим немного позже. Вдвоем. А сейчас пора вернуться на землю. Идем. Нам нужно присутствовать на свершении правосудия.
Арсен галантно предложил ей свою руку.
– Вы называете правосудием свои капризы, сударь. На вашем празднике радуетесь один Вы. Я здесь не по доброй воле. Вы вынудили меня вернуться. Жаль, что Вам не объяснили в детстве, сударь, что когда кто-то падает, над этим вульгарно смеяться.
Кристина резко развернулась на каблучках и направилась к двери, но Арсений догнал ее через секунду. Грубо схватив ее за руку, он развернул ее лицом к себе.
– Да как ты смеешь, дерзкая девчонка! Что ты можешь знать о моем детстве, – в его голосе сквозь холод гнева звучала боль. Боль, скопившаяся годами, не знающая выхода и излечения.
– Ты говоришь о жалости?! Почему я должен жалеть и прощать, когда должен пороть?! Кто, скажи мне, кто, хоть когда-нибудь хотя бы раз пожалел меня?! Что ты можешь знать о жалости? Кто пожалел тебя, когда ты, сама дитя, оказалась с ребенком на улице?! Кто пожалел тебя?! Приютил, приласкал, обогрел?! Где оно, это милосердие? Ты думаешь, я жесток. Нет! Это не я жесток! Это мир, в котором мы живем!
– Нет, Арсен, нет! Это не мир! Это мы сами! Я, Вы. Все начинается с нас! Пожалейте, будьте милосердны…
Кристина, не осознавая того, сама вдруг назвала его по имени. Но он был всецело захвачен этой болью, гложущей его изнутри, и не заметил этого.
– Почему я? Почему я должен быть милосердным? Разве от этого что-нибудь изменится? Разве от этого люди перестанут предавать? Разве они станут менее черствыми?
– Да! Они поймут свою вину. Страх толкает к предательству и к ненависти. Милосердие порождает верность и преданность. Вы чувствуете эту боль! Так зачем же причинять другим то, от чего Вы сами не можете избавиться. Наказывая их, Вы в сто раз больнее делаете себе самому. Их раны заживут, и они забудут и простят. А Вы?! Вы сможете простить себе это?
Арсений как-то сник и отпустил ее.
– Он же может! – тихо, потухшим голосом сказал он.
– Кто? – непонимающе, участливо спросила девушка.
– Мой отец. – И, помолчав, добавил, – и я должен!
– Что должен? Почему? При чем здесь Ваш отец? – в конец, запутавшись, спросила Кристина.
Арсений устало пожал плечами.
– Должен исполнить свой долг. Долг хозяина, которого предали. И ты должна это видеть!
Арсен уверенно взял ее под руку и потащил за собой. Кристина упиралась, пытаясь его остановить и, чуть ли не плача, просила.
– Нет. Пожалуйста. Простите их.
– Так нужно! – опустошенно повторял он, – Так нужно!
Казнь началась. Кристина сидела рядом с графом в удобных мягких креслах. Перед ними на столбах повиновения корчились, взвывая от боли, три существа. Каждый раз, когда плети опускались на обнаженные израненные спины, Кристина вздрагивала так, будто каждый удар проходился по ней. Каждый удар, каждый вскрик, каждый стон острой болью отзывались в ее душе, раня сердце. Ее глаза были расширены от ужаса и полны слезами сострадания, которые проложили влажные дорожки на бледных щеках девушки.
