– Ну иди, иди ко мне! – ехидно засмеялся Милен, медленно обходя кровать, подбираясь к ней. Кристина бросила отчаянный взгляд, ища что-нибудь под руку. На тумбочке, по другую сторону кровати, стояла ваза с цветами. Кристина вскочила на постель и, пробежав по ней, схватила с тумбочки вазу и бросилась к двери, выливая на ходу воду вместе с цветами. Милен в прыжке повалил Кристину на пол в нескольких шагах от двери и получил увесистый удар по голове, не успев от него увернуться. Милен застонал и схватился руками за голову. Кристина продолжала наносить ему удары куда придется, пользуясь вазой, как дубиной, до тех пор, пока он, сжавшись в клубок, не откатился от нее.
Кристина хорошо понимала, что времени на спасение у нее ничтожно мало. Подгоняемая страхом и смятением она выскочила в коридор и бросилась бежать со всех ног. Сейчас все зависело от ее быстроты, изворотливости и ловкости – это была жестокая игра, не на жизнь, а на смерть, естественный отбор.
Арсен, скорее всего, не захочет мне сейчас помочь; возможно, он найдет это даже забавным и удосужится лишь на отчужденный просмотр борьбы, желая узнать победителя. Она все еще хорошо помнила, каким холодным и жестоким может быть Арсен. Крепостные – они никогда не посмеют заступиться. Даже если на их глазах тебя будут в живую раздирать на части. Ни один из них не пошевельнет даже пальцем, чтобы что-нибудь сделать. Она были крепостные и хорошо знали свое место. Дела господ их не касались. Оставалась одна надежда на защиту – Шерхан. Только бы успеть добраться до него, на бегу рассуждала Кристина.
Вот и последний поворот, и видна уже клетка Шерхана, и он, увидев ее, радостно встрепенулся и в нетерпении заметался по клетке. Кристина спиной чувствовала тяжелые шаги догоняющего ее разъяренного мужчины.
«Еще чуть-чуть! – умоляла она свое изможденное тело, – Еще чуть-чуть! Только бы успеть отодвинуть задвижку, и Шерхан не даст меня в обиду!»
Несколько шагов, и она бы успела дотянуться и отодвинуть задвижку, но мощный оглушительный удар свалил ее с ног. Она, корчась от боли, попыталась встать, но безжалостный удар в живот тяжелого сапога отбросил ее на стену. Ударившись о стену, Кристина жалко, неестественно квакнула, задохнувшись от боли, скатываясь снова к его ногам. Кристина онемела от боли, она пыталась закричать, позвать на помощь, но лишь открывала рот, как рыба выброшенная на берег, и чуть слышно хрипела: «Арсений!».
Милен, совсем обезумев, швырял маленькое тело девушки, свернувшееся в грязно-кровавый плотный комок, оно легко подпрыгивало от его мощных размашистых ударов и летало, будто «перекати поле» от ветра. Удары приходились куда попало: по лицу, если она не успевала закрыть его руками. По рукам. В живот. По ногам. Остервенев от боли, Кристина спрятала голову на груди, втянув в плечи, а ноги подтянула к подбородку, скрепляя их руками, закрывающими голову. Вся, сжавшись, она превратилась в маленькую черепашку, а душа спряталась куда-то далеко в ее теле. Теле, которое вскоре от ударов стало превращаться в фиолетово-малиновый панцирь.
Наконец, она почувствовала, что перестала летать и безжалостный тяжелый сапог больше не садит по ее ребрам, спине, голове. Рука Милена вцепилась в ее волосы и оттянула голову назад, он разжал ее закостенелые руки и ноги и, прижав к полу, тяжело навалился. Милен рычал, постанывая и тяжело дыша. Ее тело одеревенело от боли и шока. Боль от нетерпеливых толчков внутри ее тела была обжигающей и настолько острой, что притупила ноющую боль во всем теле, ставшем похожим больше на мясную отбивную, чем на соблазнительное женское тело. Ей хотелось кричать, пока не разорвутся легкие, но из горла не вылетало ни звука, она уже не могла даже хрипеть. Боль и стыд были невыносимы, но ощущение потерянной, растоптанной любви поглотило все ее существо и мучило ее изуродованную душу больше любой физической муки, притупив все другие чувства, заставляя молить о смерти. Милен глумился над ней, с торжеством выкрикивая какие-то слова, но она не слышала его. Перед ее глазами стояло страстное лицо Арсения в объятиях другой женщины. Ее сознание затуманилось. Но сквозь свою отрешенность, она все еще продолжала слышать раздирающий душу крик несчастного Шерхана. Он разбил себе всю морду в кровь, пытаясь вырваться из клетки ей на помощь. Отчаянный полукрик-полустон острой болью отдавался в сердце Кристины. Шерхан никак не мог понять своим преданным верным сердцем: «Почему друг ведет себя как враг?!»
Наконец, Милен, выпустив звериный торжествующий крик, удовлетворенно затих. Он встал, и с чувством пнув ее еще раз на последок, удовлетворенный ее протяжным стоном, он бросив ее растерзанную, униженную, растоптанную, ушел, чуть пошатываясь.
Превозмогая боль, Кристина доползла до решетки и, дотянувшись до задвижки рванула ее, вкладывая последние оставшиеся силы. Шерхан подождал, пока она отползет в сторону, чтобы не задеть ее дверцей и выскочил наружу. Уткнувшись в мягкую шерсть Шерхана, Кристина, чувствуя себя, наконец, защищенной, позволила себе погрузиться в спасительное забытье.
Шерхан, ревностно обняв девушку лапами, осторожно слизывал кровь, сочащуюся из рассеченной от ударов кожи, пытаясь залечить ее раны своим ласковым теплом.
Арсен медленно приходил в себя. Голова жутко болела, перед глазами вертелись черные настойчивые «мушки». Он застонал и сел, с удивлением оглядывая все вокруг себя ничего не понимающим взглядом. Он с изумлением узнал «зал оргий», который многие годы стоял закрытым.
«Что я здесь делаю?!» – шокировано подумал Арсен. Он оглянулся и увидел на постели рядом с собой обнаженную молодую женщину. Она беззаботно спала, счастливо улыбаясь во сне, обнимая подушку. Арсен совершенно ничего не мог понять, он с трудом стал вспоминать то, что успел запомнить. Он хорошо помнил, как вошел в библиотеку и говорил с Миленом, правда, совсем не помнил, о чем. Милен предложил ему бокал вина, и так настаивал с ним выпить, что Арсен не смог отказаться. Тут он отчетливо вспомнил, как сильно закружилась его голова после вина, и в глазах все стало неестественно расплываться. Ему казалось, что он уснул, мерещились невероятно странные вещи, и он считал их сном. Арсен помнил, что во «сне» с ним что-то происходило, но что, никак не мог вспомнить. Единственное, что он помнил более-менее отчетливо, как он звал Кристину.
– Кристина! – всполошился Арсен, – Она ведь ждет меня! Я обещал ей не задерживаться. Сколько провел я здесь времени?! – суматошно натягивая на себя раскиданную повсюду свою одежду, тревожно думал Арсен, – Господи, что она могла подумать?! Она, наверное, потеряла меня и очень волнуется…
Арсен взглянул на часы и не поверил им, предполагая, что они остановились. Он выбежал из зала, продолжая на бегу одеваться. Арсен вбежал в их комнату и в нерешительном изумлении остановился. Комната была пуста. И даже огонь в камине потух. Арсен подбежал к окну и распахнул тяжелые шторы, в комнату ворвались яркие лучи солнца, ослепив Арсения и залив комнату радостным светом. Солнечные зайчики весело заиграли, запрыгали по комнате, играя в догонки по лаку мебели. Они, дразня, звали Арсения поиграть с ними. Но Арсению было совсем не весело, ему было страшно. Он стоял в смятенном оцепенении посреди комнаты и боялся, боялся даже думать.
