– Я не знаю, Арсен, отчего взбесился твой ручной монстр, мне нужно ехать, срочно ехать.… Прикажи ему отпустить меня, Арсен, и я с радостью забуду этот неприятный инцидент.
Арсен зло рассмеялся.
– Ну конечно, ты с радостью забудешь и предпочтешь сбежать от меня, как жалкий скунс! Но я не прощу тебя! – взорвавшись, гневно вскричал Арсен, – Я бы позволил разорвать тебя Шерхану, но это отнимет у меня чувство отмщенности, когда я наколю тебя на острие своей верной спутницы-шпаги. А ведь ты, как никто другой, знаешь, как я люблю это чувство!
– Шерхан! – коротко приказал Арсен и тигр, пройдясь по Милену, улегся в стороне, чтобы не мешать поединку.
– Защищайся! – Арсен бросил Милену шпагу, и сам стал в стойку. – Сейчас я буду благодарить тебя, очень рьяно, за все те удовольствия что ты мне доставил!
– Нет, Арсен, я не хочу с тобой драться! – умолял Милен, ясно понимая, что этот поединок будет последним, что он успеет запомнить в этой жизни.
– Защищайся, Милен! Или я буду вынужден отдать тебя в руки правосудия. Думаю, гильотина или бесчестие галер тебя привлекают меньше.… Ну же, Милен, я помогу тебе умереть с честью. Никто не будет плакать на этой грешной земле по тебе, и она хоть немножко свободней вздохнет, избавившись от обязанности носить на себе такого негодяя.
– Как ты мог, Милен?! Как ты мог?! – с болью в голосе прорычал яростно Арсений- Я принял тебя в своем доме! Как друга! Я доверял тебе!
– Ты забыл свою собственную заповедь Арсений – С иронией возразил Милен, его глаза осветились злобной издевкой – Нельзя доверять никому! И ты забыл ВСЕ! Не только это! Ты забыл о нашей дружбе! Ты бросил ее под ноги этой паршивой девчонки!
– Не смей касаться ее своим грязным языком! – взревел в отчаянии Арсений. – Ты, подонок! Как ты мог так поступить с ней! Ты же знал, она не игрушка для меня! Я люблю ее, всем сердцем! Я никогда, никого не любил так прежде! Она не просто моя любовь, она моя жизнь! И что ты сделал с ней?! Ты расстоптал ее! Она чистый ангел!..
– Не слишком ли много красноречия, Арсен, – с иронией, горько заметил Милен, прервав Арсения, поднимая с земли шпагу, – ты красуешься, словно пилигрим на сцене! Посмотри на себя, ты становишься жалок под влиянием этой женщины! Да, ты уже не тот Арсений, что я знал…
– Да! Не тот! Я больше не то озлобленное чудовище, каким был прежде! Она пробудила во мне человека! И тебе никогда уже не удастся понять, что это такое – быть человеком, а не безжалостным, озлобленным на весь мир чудовищем. Что ты сделал в своей никчемной жизни? Есть ли хотя бы одна живая душа, искренне любящая тебя? Какую память ты оставишь о себе?
Арсений набросился на Милена, нанося ему гневные удары шпагой, которые он с хладнокровием ловко отражал. Он был холоден, собран и зол. Его сосредоточенность, позволяла ему с первокласным превосходством удерживать Арсения на расстоянии.
– Все это картинные слова, Арсен! – отражая удары Арсения, ответил Милен. – Я не знаю, любил ли кто-нибудь когда-нибудь меня, но я всю свою жизнь был под властью любви, и она приносила мне только боль и страдания!
– Ты любил?! – Арсен был так удивлен, что неосмотрительно открылся, но вовремя успел отскочить от почти настигнувшей его шпаги, она полоснула его, разрезая ткань рубашки и, оцарапав неглубокой кривой отметиной грудь, окрасила одежду Арсения в кровавые, красные размывы.
Милен торжествующе расхохотался.
– Ты теряешь свое божественное превосходство, Арсен!
– Всего лишь царапина! – огрызнулся Арсен, полоснув Милена по руке, легко ранив его.
Милен застонал от боли, схватившись за раненую руку, отступая назад.
– Ты хочешь знать, ведомо ли мне чувство любви?! Да, оно посетило меня слишком в раннем возрасте, Арсен, – Милен сделал неожиданный резкий выпад и, полоснув Арсения по руке, налетел на его шпагу грудью. Милен с изумлением смотрел на шпагу, насквозь пронзившую его тело, он поднял изумленные глаза на Арсения, в его глазах было счастье, лишь слегка затуманенное болью. Милен со стоном упал на землю.
Арсен в шоке смотрел на поверженного Милена, на свою шпагу, с которой капала кровь Милена. Он жаждал смыть кровью Милена боль Кристины, но сейчас он не чувствовал триумфа. Арсен, припав на колени перед Миленом – единственным верным настоящим другом в человеческом мире взял на руки его голову. Арсен знал, что такая рана смертельна, еще несколько минут, и существо в его руках безжизненно поникнет.
– Ты негодяй! Ты худший из людей! И ты мой друг! Прости меня! – попросил Арсен слабеющего на глазах Милена.
– Арсен! – голос Милена был слаб и прерывался от боли, – Я… Я не хотел быть с ней жестоким, но она… она любит тебя… Она отчаянно сопротивлялась… – Милен болезненно рассмеялся, – Ты же знаешь, что со мной творится… если… если мне начинают противиться… – Милен зашелся в болезненном кашле, – Я… я никогда не видел, чтобы женщина так отчаянно пыталась не подчиниться мужчине… но я… я не это хочу сказать… тебе… Арсен, – у меня мало осталось… времени… Я хочу, чтобы ты знал… Я… Я любил тебя всю свою жизнь.… Да, я любил.… И только тебя.… О такой сильной любви,… что я питаю к тебе,… я ни разу не прочел, ни в одной книге… не услышал ни в одной песне… Может, потому, что все они далеки от реальной жизни.… Знаешь,… я никогда прежде не был так счастлив.… Как сейчас!.. Спасибо… Арсен… Я даже никогда не мечтал, что умру у тебя на руках.… А вот теперь… я даже вижу слезы в твоих глазах.… Спасибо… Арсен.… Не забывай меня.… Хоть иногда… помни!.. Я… – голос Милена стал совсем слабым, он задыхался, теряя последние силы, и все же невероятным усилием воли он успел прошептать, прежде чем безжизненно затихнуть навсегда в любимых руках, – Я… люблю… тебя!.. Помни… хорошее!.. И, пожалуйста,… никаких священников! – Милен захрипел и, судорожно сжав пальцами рубашку Арсения, затих. Широко открытые глаза Милена испуганно застыли, смотря в холодные бездонные глаза смерти. Губы Милена искривились в последней улыбке, словно в оскале, пытаясь отогнать ненавистную ему жизнь.
Арсен закрыл глаза Милена и оглянулся. За его спиной собрались притихшие крепостные.
Арсен встал и, распорядившись о похоронах, вошел в дом.
Кристина была бледна, в белых простынях постели она казалась почти прозрачной, она так тихо дышала, что Арсен, затаив дыхание, напряженно прислушивался к ее дыханию, боясь, что оно оборвется. Она не бредила, не стонала, не металась в горячке, хотя вся горела, на ее прозрачно-мраморном лобике выступали, словно росинки, капельки пота, и Арсен с нежностью утирал их мокрым полотенцем.
– Почему она так тиха?! – в тревоге спрашивал Арсен доктора, и тот понуро пожимал плечами.
– Она не борется, – грустно отвечал врач, – если так будет и дальше,… я боюсь, что мы потеряем ее, Ваше сиятельство!
Арсен в отчаянии припал щекой к ее тоненькой, как ниточка, прозрачной руке.
– Живи! Пожалуйста, живи! – чуть слышно умолял он ее, – Я так люблю тебя… Я погибну без тебя! Ты жизнь моя! Не уходи! Пожалуйста! Неоставляй меня!
