— Посмотрим.
Дверь приоткрылась, и в нее заглянул Родионов.
— Тебе пора, Олег. Он еще слабоват для таких разговоров.
— Уже ухожу. Лечись, Иван. Как вернусь из поездки — побеседуем еще.
— Да, кстати, Олег. Пара той запонки, что была найдена возле тела бедняжки, лежит в моем саквояже, с которым я ездил в Воронеж. Как ты думаешь, стал бы я, вполне компетентный в искусстве расследования преступлений, оставлять ее при себе, если бы был убийцей и подозревал, где мог обронить столь весомую улику?
— Это опять-таки домыслы, Иван. Не факты.
Дверь тихонько затворилась за Иевлевым, и Чемесов успел заметить за его спиной в коридоре рослого городового, которому, судя по всему, и предстояло караулить основного подозреваемого в убийстве…
— Ничего, ничего… — Родионов похлопал друга по руке.
— Ты-то, хоть не веришь в этот бред, Юрка?!
— Конечно, нет, дружище. Конечно, нет. Все обязательно выяснится, Иван. Ты же знаешь Олега. Он въедлив, как ржавчина. Пока не докопается до истины — не отступится.
— Да, да… Но бедная девушка. Почему? Кто это мог сотворить?
Родионов покачал головой, вышел и вернулся через несколько минут, неся в руке шприц.
— Вот так, — проворчал он чуть позже. — Поспи-ка лучше, Ванюша, чем голову себе попусту ломать. Вот ведь беда какая…
* * *
Иевлев не стал сообщать о своем прибытии и поэтому добирался до поместья Орлова с помощью местной полицейской управы. Лошаденка была захудалая и еле тащилась по заснеженной дороге. Выделенный ему в подмогу местный дознаватель, который одновременно должен был выполнять при московском следователе и роль писца, едва они отъехали, заснул и храпел всю дорогу, мешая Олегу сосредоточиться. К тому же Иевлев основательно продрог, и от этого настроение его отнюдь не улучшилось.
Эта чертова бабенка, окрутившая Ивана, словно притягивает к себе преступления! Вот и теперь… На стук дверь отворил огромный бородач, в котором Олег по описанию Чемесова без труда узнал Никифора.
— Чего вам? — хмуро поинтересовался малый, окинув быстрым недружелюбным взглядом представителя местной власти и, наконец, уперев свои маленькие глазки в Иевлева.
— Не больно-то ты любезен, дружок. А что — хозяин дома?
— Где ж ему быть? Только вот ничего не говорил о гостях.
— А мы и не гости.
Бородач прищурился.
— Убивца, поди, искать будете? А почему не Иван Димитриевич?
Иевлев удивленно вскинул бровь.
— А почему это ты считаешь, что именно он должен был заняться этим?
Никифор пожал пудовыми плечами.
— Его местные знают, кое-чем обязаны, а значит, говорить с ним станут. С вами — нет.
Бородач развернулся и, ни слова не говоря, ушел в дом, оставив дверь перед рассерженным следователем отворенной — мол, поступай, как знаешь, а я тебе не помощник. Иевлев вошел, разделся, повесил пальто и шапку на вешалку, подождал, пока то же самое проделает его молчаливый спутник, а потом не спеша двинулся искать хозяев. Графиню он застал в гостиной. Она стояла у окна, выходившего в заснеженный сад и, прижавшись лбом к стеклу, не мигая смотрела на что-то видимое ей одной. Иевлев сел в кресло, повертел в руках какую-то безделушку, которую автоматически прихватил со столика, стоявшего рядом, закинул ногу на ногу, откашлялся, а Александра так и не отреагировала на его появление. Казалось, она даже не дышала, такая скорбная неподвижность исходила от ее хрупкой фигуры.
На мгновение Олегу даже стало жаль ее, но он прогнал это мимолетное чувство. С карниза, проходящего как раз над окном, у которого застыла Александра, сорвался снег, и это вывело ее из задумчивости. Она вздохнула, обернулась и, словно они с Иевлевым виделись только накануне, спокойно произнесла:
— Здравствуйте, Олег Федорович.
— Здравствуйте, — недоумение и даже растерянность от ее реакции на его появление, явственно читались на его узком лице. — Вас предупредили о моем приезде?
— Нет. Просто мне почему-то казалось, что это будете именно вы. Это логично… Как себя чувствует Иван Димитриевич? Господин Мясников, — графиня коротко кивнула застывшему у стены дознавателю, — сказал, что он болен.
— Вчера опамятовался. Мы говорили.
— Слава богу! Я позову Николая Станиславовича?
— Нет, подождите. Я хотел бы сначала переговорить с вами, госпожа Орлова.
— Пожалуйста, — Александра подошла и села в кресло напротив Иевлева. — Может быть, что-нибудь съедите или выпьете с дороги?
— Позже.
— Хорошо, — графиня вздохнула. — Я слушаю вас.
Иевлев кивнул Мясникову, и тот подсел к столу и деловито зашелестел бумагами, приготовившись записывать.
— Когда вы в последний раз видели убитую? — молодая женщина вздрогнула. — Простите, но я привык называть вещи своими именами. Если человек убийца — я так его и называю. А если его до сих пор не поймали — значит, он умный и расчетливый убийца, способный на самые неожиданные и непредсказуемые ходы, как волк, попавший в западню.
— За что вы меня так невзлюбили, Олег Федорович?
— Не всем же сходить с ума по вашим глазкам и так далее.
— В чем вы усматриваете здесь мою вину?
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Потому что вы сами несколько отошли от заданной темы, — Александра расправила плечи, и Иевлев понял, что она подняла брошенную им перчатку. — Наташу в последний раз я видела перед ужином, когда поручила ей разбудить Ивана Димитриевича. В тот вечер она отпросилась на выходной до середины следующего дня. Именно поэтому ее хватились и начали искать не сразу…
— Куда выходят окна вашей спальни?
— К парадному крыльцу.
— Вы поздно легли спать?
— Да. Не могла заснуть. Днем после утренних событий прилегла отдохнуть и незаметно задремала. Так что вечером спать не хотелось совершенно.
— Слышали что-нибудь необычное?
— Нет. Все было тихо.
— Может быть, кто-нибудь выходил из своей комнаты?
— Я не слышала.
— Что вы делали в спальне господина Чемесова тем вечером?
Александра залилась краской — столько неприязненных намеков слышалось в голосе сидящего перед ней мужчины.
— Я хотела разбудить его, но не решилась и попросила…
— Я не спрашивал вас, что вы хотели, мне нужно лишь знать, что вы там делали!
Глубокий вздох приподнял белоснежную ткань блузки на груди графини, и спустя мгновение она заговорила ровным бесцветным голосом:
— Я вошла, в комнате было темно…
«Вот это самообладание! Да, такую так просто не расколешь на допросе! Впрочем, прожив десять лет с мужем-садистом или свихнешься, или научишься держать себя в руках… Или убьешь его!»
