Совершенно поглощенный своими идеями, Олег, простившись с усталым и даже постаревшим Иваном, не пошел домой, а отправился на службу. Он быстро составил два запроса. Один на Парилина Илью Аркадьевича с адресом в Рязани, откуда, по его словам, он и прибыл. Другой на Орлова Игоря Викентьевича. Этот он написал по-французски, намереваясь отослать его в Париж.
Закончив, Иевлев поднялся из-за стола и пошел в канцелярию, где на специально отведенном для этого столе те сотрудники следственного департамента, которых не так-то легко было поймать на рабочем месте вследствие более чем непоседливой работы, оставляли исходящие документы для отправки и забирали те, что были присланы им в ответ.
Иевлев аккуратно уложил свои два запроса в стопку исходящих и почти автоматически стал просматривать входящую почту. Внезапно рука его замерла. Глаза, почти не веря увиденному, быстро перебегали с адреса на имя, потом дальше, стремительно вобрав весь короткий, до удивления простой и разрешающий все его, Олега Иевлева, вопросы документ. Так очевидно! Так элементарно! Хоть плачь!
Спрятав найденное сообщение в карман и даже не взглянув, кому, собственно, оно предназначалось, он почти бегом покинул здание суда.
* * *
Ивана разбудил под утро настойчивый стук в дверь. Это был Кошкарев.
— Собирайся, Ванюша. Начальство вызывает.
Чемесов недоверчиво глянул на часы. Было несусветно рано. Или очень поздно. Смотря как взглянуть. Это было время воров, убийц и полицейских, выезжавших полюбоваться на плоды их деятельности, но никак не посещения высоких кабинетов. По-прежнему недоумевая, Иван собрался и, дрожа от утреннего озноба, который успел забыть за время своего больничного заключения, вышел в предрассветную серость зимнего утра. Полицейская карета ждала их.
— Мы действительно едем к начальству или это лишь способ без шума доставить меня в Бутырку?
— А ты бы стал шуметь?
Иван задумался.
— Нет. Наверно, нет.
— Я тоже так думаю.
Опять повисло молчание.
— Что-то случилось, дядя Женя? — так в полиции многие называли старейшего сыщика за глаза, но немногим он позволял это так — напрямую.
— Олежку зарезали.
Олега Иевлева нашел поздний прохожий на углу Ордынки и Климентовского переулка.
— Святые угодники! — пробормотал Иван и перекрестился.
Это было то самое место, где извозчик высадил Григория. Намек? Или очередное совпадение? Или…
Иевлев сидел, привалившись спиной к стене дома, и в груди его торчал нож. Этот небольшой складной ножик знали многие — Олег всегда носил его с собой в кармане. Ранение, нанесенное им, отнюдь не было смертельным, да, собственно, и не могло быть — нож для этого был слишком мал. Но в этом-то и заключалось самое страшное.
— Ты понимаешь, Иван, этот подонок обыскал Олега, просмотрел все его бумаги, естественно, нашел нож, а после просто использовал его как… как кнопку! Приколол им к груди живого еще человека документы, которые вытащил из его же карманов! Как объявление к забору!
— Зачем?
Это выглядело такой изощренной, а главное ненужной жестокостью, высокомерным презрением к чужой жизни, что повидавший всякое Иван почувствовал, что его замутило. Еще хуже ему стало, когда Кошкарев продолжил рассказ. Врач, осматривавший Олега там, на улице, осторожно перевернув его тело на бок, обнаружил на затылке большую рваную рану. Сквозь кровавую кашу из раздробленных костей, слипшихся волос, плоти было видно серое вещество мозга… Удар, судя по всему, нанесли чем-то вроде кочерги, железного прута или лома. И с ужасающей силой.
Иевлев был в глубоком обмороке, из которого его не вывело ни извлечение ножа с последующей обработкой раны, ни транспортировка в больницу, ни подготовка к операции, начавшейся сразу после этого.
— Так он жив? — Чемесов радостно встрепенулся.
— Он все еще на операционном столе, Ванюша. И врачи не обнадеживают. Скорее всего, даже если он и переживет операцию…
— Кто оперирует? — перебил Иван.
— Вызвали какое-то светило. Вежливый такой, деловитый. Посреди ночи подняли с постели, а вид такой, как только что от модного портного. Приехал мало того что со своей бригадой, привез даже, представь себе, свой собственный инструмент и, что самое главное — специальную широкую такую подставку, которую ему поставили у операционного стола, сам-то он мелкий.
Чемесов откинулся на спинку, испытав хоть какое-то облегчение.
— Это Никита Быстрицкий.
— Ты знаешь его?
— Очень хорошо, как и Олег. О господи, дядя Женя, у меня все это в голове не умещается. Ведь всего четыре часа назад Олег сидел у меня дома, пил чай…
— Вот как? Выходит, ты был последним, кто видел его.
— Не я. Кто-то успел повидаться с ним после меня.
— Куда он собирался идти от тебя?
— Домой, но, зная его, я бы не удивился, если бы он рванул на службу, составить запросы, о которых мы говорили с ним…
Вдруг Иван почувствовал новую волну озноба. «Или же он мог вернуться на Ордынку, к дому графини Орловой, за которым следил сегодня вечером» — продолжил он уже про себя.
Когда они подъезжали, Иван увидел, что в начальственном кабинете действительно горит свет. Его ждали.
— Господин Чемесов, как я понимаю, вы уже в курсе последних событий?
— Да.
— Расследование этого злосчастного дела стало уже притчей во языцех. «Делом Орловых» интересовались даже из Санкт-Петербурга. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?
Иван вздохнул.
— Да.
— По зрелом размышлении, я пришел к тем же выводам в отношении вас, что и господин Иевлев. Та запонка была действительно подброшена с целью скомпрометировать вас и тем самым устранить от расследования. Следующий, назначенный на это дело следователь был уже устранен физически! Воплощенный непрофессионализм! Неужели все мое управление теперь будет тщетно пытаться изловить одного мерзавца? Стыд и позор!
— Согласен, — сказал Иван и тоскливо взглянул в окно на занимающийся рассвет.
— Так вот, господин Чемесов, я своей властью возвращаю вас к расследованию серии этих преступлений, к которым теперь, судя по всему, прибавилось и убийство старшего судебного следователя Иевлева.
— Он еще жив!
— Что?
— Олег Иевлев еще не умер!
— Простите. Должно быть меня неверно информировали. Но в любом случае это все, что я хотел вам сказать. Можете быть свободны.
Однако когда Иван уже взялся за бронзовую ручку добротной дубовой двери, его окликнули вновь.
— И вот что, господин Чемесов, если в ближайшее время этот человек или эти люди не будут пойманы, я хочу видеть на своем столе ваше прошение об отставке. Надеюсь, вы понимаете меня правильно.
