«Господи, ты не позволишь, чтобы это свершилось! — взмолился Иван, так горячо и искренне, как никогда в жизни. — Ты не оставишь ее своей милостью! Она жива! Она жива и невредима! Уж слишком много горя, Господи! Слишком много… Миша Румянцев, в семнадцать лет вынужденный пойти на убийство, чтобы защитить сестру и сохранить себя. Наташа Петренко, изнасилованная и убитая человеком, которого искренне полюбила. Два парня в расцвете лет, которые хоть и были не самыми праведными твоими детьми, но не заслужили такого ужасного конца. Олег Иевлев, застрявший где-то между жизнью и смертью, словно в чистилище. И Саша… А все потому, что граф Василий Станиславович Орлов сеял зло щедрой рукой, а его двоюродный брат теперь заботливо взращивает его плоды!»
Глава 12
Александра совершенно потеряла счет времени. Мысли в голове, отравленные снотворным зельем, которым ее поила старуха, были медленными и вязкими. Она попробовала отказаться от еды, чтобы опять не проглотить вместе с пищей новую порцию наркотика, но без воды не могла.
— Не надо больше меня усыплять! Это мне не на пользу, Юлия Януарьевна, — просила она, старуха обещала, но вновь и вновь обманывала ее.
— Вы отправили мою записку?
— Конечно, дорогуша. Должно быть, никого не было дома.
— Этого не может быть!
— Напиши еще. Снова пошлю.
Александра вновь взялась за перо и в задумчивости прикусила губу. Даже сквозь опийную одурь она понимала — происходящее с ней ненормально, неправильно. Это зло! Но от кого оно исходит, чем грозит? Написать Ивану Димитриевичу? Сердце ее радостно дрогнуло. Но она не знала, где он живет, и почему-то была убеждена, что записка, направленная просто на адрес полиции, никогда не достигнет своего адресата. Впрочем, Александра уже сомневалась и в том, что будет доставлена эта, в которой она лишь повторила то, что в своем первом письме: «Мишенька! Спешу сообщить, что со мной все в порядке. Я лишь немного приболела, и меня приютили добрые люди. Податель сего сможет проводить тебя ко мне». Потом подумала и добавила: «Сообщи Ивану Димитриевичу».
Ягуарьевна забрала записку и вышла с ней. Александра немедленно попыталась встать, но тут же вынуждена была снова присесть на кровать — ноги были словно ватные, голова кружилась. Услышав шаркающие шаги за дверью, она поспешно улеглась, вновь накрылась одеялом и прикрыла глаза. Графиня действовала не вполне осознанно, лишь интуитивно чувствуя, что ей необходимо таиться, скрываться, потому что все вокруг было пропитано опасностью, непонятной, не проявившей себя, а оттого еще более пугающей. Старуха, видимо, решив, что ее подопечная задремала, вышла. А Александра, переведя дыхание, вновь села, спустив босые ноги с кровати, и попыталась остановить вращение мира вокруг себя. Постепенно все успокоилось, и она получила возможность сосредоточиться. Она помнила лишь, что пошла лечить Олега Федоровича. Помнила ту боль, которую почувствовала, коснувшись его забинтованной головы, словно попавшей сюда из египетской гробницы. Потом была чернота…
Но как она оказалась здесь?! Если был обморок или она заснула, что обычно бывало у нее после того, как она помогала кому-то прогнать болезнь, то ее рано или поздно обнаружили бы и наверняка оставили бы в больнице! Не могли же ее просто выкинуть на улицу! Значит, она пришла в себя, и ее отпустили домой…
«Но почему я этого не помню? И почему у меня такое чувство, что я в опасности? Как же мне сообщить о том, где я?» Ей так хотелось, чтобы прямо сейчас рядом с ней оказался Иван Димитриевич! Именно он, никто другой! С его надежностью, неизменной заботливостью… «Ты трусиха и законченная эгоистка!» — упрекнула она сама себя, но от этого желание видеть Чемесова не ушло и даже не стало менее острым.
Более того, ей хотелось не только видеть его, она жаждала прижаться к нему, спрятаться, стать платком в кармане его пальто, пуговкой на жилете, нитью в его рубашке, фарфоровой чашечкой с голубыми незабудками в его крупных ладонях… Скрыться, спрятаться в ауре его доброй силы, его любви.
«Ты эгоистка! Тебе же прекрасно известно, что этого не будет никогда…» — еще раз одернула она себя, и чтобы окончательно не пасть духом, осторожно встала и медленно, балансируя руками, словно шла не по ровному полу, а по цирковому канату, двинулась к окну. Однако когда она, наконец, добралась до него, то поняла, что это ничем не поможет ей — окно упиралось в высокий серый забор, по бокам росли кусты, которые хоть и были сейчас, в середине февраля, лишены зелени, тем не менее, не позволяли видеть ничего, кроме тоскливой серости этой преграды. И хотя ей не удалось прояснить свое местоположение, Александра решила не сдаваться. Теперь она знала, что может потихоньку передвигаться, а значит, нечего было лежать. Теперь она будет «расхаживать» себя. Графиня даже сама с собой не решалась думать о возможности побега, но подспудно желала быть готовой к нему хотя бы физически…
* * *
— Савельев, разве ты не знаешь, что на посту спать не положено? — Чемесов устало потер лоб.
— Так я ж что, Иван Димитриевич? Я и не спал всю ночь. Только под утречко и задремал маленько.
— Маленько! — передразнил Иван и отвернулся.
— Иван Димитриевич! — просительно забасил рыжеусый гигант. — Не губите! Тридцать лет без нареканий… Сами знаете, со всяким может случиться…
— Ох, Савельев!
— У меня младшенький приболел. Проплакал всю ночь, а днем остальные архаровцы так по дому носятся, что не прилечь, а там уж и на пост заступать. Первый раз так осрамился — на службе заснул, и на тебе! Сразу такая беда случилась!
— Уйди, Христа ради. И слушать тебя тошно! У тебя под носом преступник туда-сюда ходил, а ты дрых бессовестно!
— Иван Димитриевич… Богом клянусь! Носом землю рыть буду, а найду гада!
— Уйди лучше! Уйди!
Савельев, пятясь, выбрался из кабинета Чемесова и тихонько прикрыл за собой дверь.
«Что за фантастическое везенье у этого мерзавца! Словно шапка-невидимка на нем! Никто его не видит, никто не замечает! Зато он поистине вездесущ… Но что мне делась со своей уверенностью, что ключевая фигура в этой грязной истории именно Орлов? С презрением выбросить на помойку, как бредни очумевшего от ревности и ослепленного любовью идиота? Ах, Олежка! Если бы ты очнулся! Ты всегда умел вправить мне мозги. А так я ни о чем, кроме своего бесконечного страха за нее, и думать не могу… Сашенька! Отзовись, душа моя! Как мне услышать тебя? Как узнать, где ты? Как помочь, защитить?..»
* * *
Миша, с того момента, как Чемесов сообщил ему о похищении Саши, лишился сна и покоя. Ночь, которую он провел, дожидаясь новостей из полиции, куда Иван увез Игоря Викентьевича, показалась ему самой долгой в его жизни. А когда под утро Орлов, как ни в чем не бывало, вернулся домой и неспешно прошел в свою спальню, Михаил уже совершенно не представлял, на каком пребывает свете от волнения и полного непонимания происходящего. Пойти к Ивану Димитриевичу? Но тот велел ему быть дома в надежде, что неизвестный похититель (по всей видимости, все-таки не Игорь Викентьевич, поскольку он спокойно спит в своей кровати) потребует денег или еще как-то проявит себя. Что же делать? Ах, если бы он мог хоть как-то помочь!
