— Правда достаточно часто выглядит неудобоваримой, в отличие от хорошо обдуманной лжи, которая обычно гладка и логична, господин адвокат.
— Но это же смешно!
— Я могу прямо сейчас показать, что ваши подозрения касательно моей лживости совершенно беспочвенны!
— Хотелось бы взглянуть, как вам это удастся. Ваша честь, вы позволите провести этот, гм… назовем его следственным экспериментом?
— Если это послужит интересам правосудия…
— Несомненно! — адвокат иронично поклонился в сторону молодой женщины. — Госпожа Орлова, вы можете начинать!
Молодая женщина, сошла со свидетельского места и, на ходу снимая перчатки, направилась к адвокату.
— Вы предлагаете самого себя в качестве подопытного?
— Прошу вас, не стесняйтесь!
— В таком случае, присядьте. Мне бы не хотелось, чтобы вы упали и расшиблись.
Ровно через пять минут голова метра склонилась на грудь, и он уснул.
— Он что, действительно спит?! — судья изумленно глядел на происходящее, встав со своего места.
Пристав торопливо подошел к адвокату.
— Так и есть, Ваша честь. Спит.
— Господи, и сколько же он теперь проспит?
— Не знаю, господин судья. Господин Лафар должен это знать лучше.
— Я не засекал, — раздраженно буркнул Григорий, но осекся и злобно глянул на Александру. — Ведьма проклятая!
— Которую вы нежно и преданно любите, — пожимая плечами, подвел черту Горчаковин.
Судья, все еще качая головой, уселся в свое кресло.
— Объявляю перерыв до завтрашнего утра. В связи с тем, что адвокат подсудимого временно… э… не в состоянии выполнять свои обязанности.
Глава 17
Утренние газеты все как одна вышли с сенсационным материалом, посвященным вчерашним событиям в суде. «Адвокат подсудимого повержен одним взглядом прелестной графини Орловой!» — Иван с отвращением скомкал газетный лист. Сегодня на слушаниях по делу Григория Лафара наступал заключительный этап — теперь суд должен был заслушать обвинительную речь прокурора. После перерыва адвокат выступит в ответ. Потом подсудимому будет предоставлена возможность сказать свое последнее слово. Председатель суда обратится к присяжным со своим резюме, и они удалятся в комнату совещаний для принятия решения, а потом, наконец, настанет последний день, когда приговор будет оглашен… А через неделю уже Миша предстанет перед высоким судом. Последние покровы будут сброшены, акценты расставлены. Все закончится, а он сам постарается забыть…
Его окликнули, едва он переступил порог здания суда.
— Господин Чемесов! Только что для вас передали.
Ох, как Иван не любил все эти спешные вызовы, переданные с нарочным послания. Они всегда несли с собой одни лишь неприятности. Как, похоже, и теперь — его срочно вызывали в больницу, где лежал Олег Иевлев. «Вот и все! — промелькнуло у него в голове. — Чудес не бывает…» Он выскочил из подъезда. К счастью, извозчик, на котором он приехал сюда, еще стоял у тротуара.
Дверь в палату Олега была распахнута, шторы широко раздернуты, а сами окна раскрыты, впуская в палату теплые весенние запахи. У изголовья кровати неторопливо возился незнакомый Чемесову врач.
— Когда это произошло? — дрогнувшим голосом спросил Иван.
Доктор обернулся.
— Сегодня утром. И мы сразу послали за вами. Только прошу вас недолго.
— Что недолго? — не понял Иван.
— А он думает, что я помер, — вдруг прозвучал с постели слабый, но такой знакомый голос. — И не надейся, Чемесов! Так легко ты от меня не отделаешься!
— Святые угодники! — пролепетал Иван и шагнул к кровати.
— С добрым утром, Ванюша!
— С наступлением весны, Олежка, друг ты мой милый!
— Да… Весна… Приятно проснуться весной… Ну ладно. Я чувствую, тебе не терпится узнать кое-какие подробности. Мучить не стану, тем более что ты стал похож на дохлую селедку — тощий и синий.
— На себя посмотри, — прочувствованно огрызнулся Иван и бережно погладил вновь обретенного друга по ставшей почти прозрачной руке. — А от тебя мне нужно только одно, чтобы ты поскорее выздоровел.
— А мои показания?
— Сгодятся, сгодятся. Но это не к спеху, уж поверь мне.
— Вот даже как?
— Да. Лучше скажи, и чего тебя понесло на эту треклятую Ордынку одного посреди ночи?
— Дурака я, конечно, свалял изрядного, что и говорить.
— Кто тебя отделал?
— Воздыхатель твоей прекрасной графини, будь он неладен. Кто бы мог подумать, что он окажется таким шустрым?
— Как видишь, оказался. Выяснилось, что господин Лафар вообще способен оч-чень на многое.
— Ты уже знаешь…
— А ты? Как ты-то узнал?
— Ответ на запрос Пети Доркашова. Я наткнулся на него в тот вечер. Случайность чистой воды! Сколько совпадений! Ты со своей теорией меньшего зла, пьяный дворник, Бульжинский… Я был в такой эйфории от подобной удачи, что видно совершенно утратил бдительность…
— Ничего, брат. Теперь все будет в порядке.
— Надеюсь, пока я валялся здесь, как полено, наш красавчик не натворил чего-нибудь похлеще?
— Нет. Похоже, удача отвернулась от него.
— Он арестован?
— Да. И готовится сегодня услышать свой приговор.
— Значит, ни к чему важному я не опоздал?
— Нет, — Иван рассмеялся. — Ты как всегда пунктуален до отвращения.
В палату заглянул тот самый врач, которого Чемесов застал у постели Олега, когда пришел.
— Заканчивайте. Еще рано танцевать «Барыню».
— Я зайду вечером. Расскажу, чем дело кончилось.
— Не беспокойся. Я никуда отсюда не убегу еще, по крайней мере, неделю.
Врач возмущенно фыркнул, а Иван, улыбаясь, вышел, но потом вернулся. Мстительная улыбка играла на его губах.
— Клистирчик или сначала прикажете подать судно? — пропел он, подражая голосу Родионова, а потом захлопнул дверь и словно удачно нашкодивший мальчишка со смехом бросился наутек.
Он вошел в зал как раз в тот момент, когда пожилой судья объявил перерыв перед тем, как дать слово прокурору для обвинительного заключения. Иван метнулся к приставу.
— Алексей Юрьевич, голубчик, мне аудиенция нужна. Прямо сейчас. С самим, — Иван потыкал пальцем вверх, намекая, что имеет в виду кого-то рангом не ниже небожителей, на что пристав едва заметно усмехнулся.
— Всегда ты, Иван Димитриевич, придумаешь что-нибудь.
— На тебя вся надежда.
