— Несите букварь.
Вероника, довольная как слон, вскочила и попрыгала за книгой, бухнула её на стол и с ожиданием взяла карандаш и чистый лист. Заметила, что министр опять оставил правую руку расслаблено лежать на колене, а карандаш взял в левую, стал водить по столбикам и объяснять значение порядка слов в предложении. Его рукав чуть задрался и Вера увидела часы — судя по ним, сейчас была половина второго ночи.
«Почему он пришёл так поздно? И почему он в боевом комбинезоне?»
Министр диктовал ей значение картинок и она не стала его перебивать, но на будущее отметила себе спросить.
— Хватит, пожалуй. Выучите эти, добавим ещё.
— Спасибо, — она довольно захлопнула букварь и пошла относить на место, когда вернулась, он рассматривал её каракули и рисунки:
— Красивый почерк, — он проследил пальцем линию, в которую она превратила первую цифру дня рождения Виталика, и еле заметно улыбнулся, — вы могли бы оформлять витрины в Цыньяне.
— Профессия такая, дизайнер, — быстро приподняла плечи Вера.
— А как пишется ваше полное имя на вашем языке?
— Длинно, — улыбнулась Вера, взяла кисточку и новый лист и стала каллиграфически выводить, — сначала фамилия, Зорина. Потом имя, Вероника. — Она дописала, с трудом удержавшись от завершительной финтифлюшки, пожала плечами: — Вообще, этого достаточно, но в документах пишут ещё и отчество, Владимировна. А старых и уважаемых людей и в жизни называют по имени-отчеству. Когда я преподавала, меня тоже называли, — она скорчила рожицу, — мне не нравилось, это создаёт ощущение, что ты старик.
— Мудрёно, — приподнял брови министр, — но красиво, конечно.
— Хотите, ваше имя напишем? — Она обмакнула кисть и, не дожидаясь ответа, стала писать: — Фамилия, Кан — правильно?
— Да, — он с интересом наблюдал, как она, чуть не высовывая язык от усердия, выводит каждую букву.
— Имя — Шен.
— Шеннон, — поправил министр. Вероника подняла на него удивлённый взгляд, он неохотно объяснил: — Это… не местное имя, оно пишется слитно. Просто когда меня регистрировали, мать записала его двумя иероглифами, превратив одно слово в два, по традиции цыньянцев.
— В моём мире тоже есть такое имя, — удивлённо ответила Вера, стала писать, удовлетворённо кивнула и подняла глаза. — Отчество?
Министр замер и мигом растерял хорошее настроение.
Она поняла, что что-то не так, но не видела что, и не находила способа замять неудобный вопрос. Он молчал, Вера не выдержала и тихо спросила:
— В чём дело, я что-то не то сказала?
— Вы не понимаете? — тихо спросил он, медленно поднимая на неё взгляд, который у неё не было никакого желания выдерживать. Вера с абсолютнейшим недоумением приподняла плечи и министр неверяще прищурился: — Вы же слышали, как меня называли «ублюдком Кан», вы не знаете, что это значит?
— В моём мире это просто ругательство, — почти шёпотом ответила Вера, — причём устаревшее и почти вышедшее из употребления.
— И вы не спросили короля, что оно значит?
— Нет, зачем?
Он медленно вдохнул и невесело криво ухмыльнулся:
— Ублюдок, госпожа Вероника, это незаконнорожденный ребёнок.
— Но вы же знали своего отца, — медленно произнесла она, он приподнял бровь и сухо бросил:
— С чего вы взяли?
— Вы сказали, — мягко проговорила Вера, самым спокойным тоном, на который только была способна: — «Правильно отец говорил, кто не наказывает детей, для того дети становятся наказанием».
Министр застыл с таким видом, как будто его неожиданно и хитро обошли в игре, и он теперь сидит над изменившейся ситуацией на поле и не знает, как выкрутиться. Вера мягко улыбнулась и положила кисточку:
— Господин министр, если вы не хотите говорить на эту тему, то кто я такая, чтобы вас заставлять. Забудем об этом и пойдём пить чай. — Она тихонько положила лист на стопку исписанных бумаг в углу стола и пошла к дивану, сложила скатерть, аккуратно собрала недошитую рубашку и опять попыталась улыбнуться напряжённому министру: — А вы как вообще, может, кушать хотите? У нас с обеда чуть-чуть осталось. Барт, конечно, старался изо всех сил, дышал поверхностно и часто, откусывал маленькие кусочки, но всё равно не осилил, далеко ему до Эйнис.
Министр чуть-чуть улыбнулся, как будто оценивая попытку разрядить обстановку, склонил голову на бок и задумчиво произнёс:
— Поразительное великодушие с вашей стороны. С чего бы? Вас внезапно покинуло любопытство?
— Моё любопытство, — терпеливо ответила Вера, — касается исторических событий и окружающих вещей, но в душу людям не лезет, это некрасиво.
— А может, вы всё-таки спросили короля? — подозрительно прищурился министр, Вера фыркнула, уже начиная раздражаться:
— Я не спрашивала короля о вашей семье, зачем? Он бы конечно с радостью выложил, похоже, вы — его любимая тема, но там, откуда я родом, не принято об этом выспрашивать, это во-первых. А во-вторых, король соврёт — недорого возьмёт, если мне будет интересно, я лучше у вас спрошу.
Министр удивлённо поднял брови, потом почти улыбнулся, очень хищно и нехорошо:
— Как вы пришли к таким выводам?
— В его версии событий много нестыковок, — неохотно поморщилась Вероника. Министр заинтересованно подпёр подбородок ладонью:
— Например?
— Ой, да море… — она отмахнулась, потом задумалась, — ну, самая яркая — он сказал, что вы с ним друзья детства.
— И что вас смутило? — загадочно понизил голос министр, Вера криво улыбнулась и поморщилась:
— Вы вдвое старше него, ваше и его детство было в разное время.
Министр насмешливо дёрнул щекой и тихо, с ноткой издёвки сказал:
— Мне тридцать один.
Вера округлила глаза и тут же поняла, что это неприлично выглядит, попыталась справиться с лицом и спросила:
— А ему?
— А ему двадцать один, — всё ещё насмешливо сказал министр, Вера попыталась выкрутиться и буркнула:
— Я думала, он младше.
«Дзынь.»
Она опять дёрнулась и уставилась на перевернувшиеся часы, в голове созрела догадка и она поражённо приоткрыла рот:
— Это детектор лжи?! — Министр молчал, насмешливым взглядом изучая охреневшее лицо Веры. — Вы меня всё это время проверяли?
— Заметьте, — поднял указательный палец министр, — он реагирует на любое слово, сказанное в радиусе слышимости, вне зависимости от того, кто говорит. Так что я тоже вам ни разу не соврал.
— Да, — с сарказмом закатила глаза она, — вы мастерски недоговаривали!
— Вы странный человек. — Министр задумчиво смерил её взглядом, чуть усмехнулся, — мы уже столько времени работаем здесь и часы молчали, я успел забыть о них. Вы могли бы приписать себе благородное происхождение, добавить значимости образованием или опытом, приукрасить свои приключения в лагере старого Тонга, но вы ничего этого не сделали. Зато соврали о том, что плохо поёте. Почему?
