— Хватит вилять, господин министр, — с сарказмом усмехнулась Вера, — бонсай — хоть и маленькое, но растение, ему нужен свет. И ему, бедняге, в подвале было явно неуютно, оно выглядело нездоровым, Тонг не мог этого не заметить. И по логике вещей, заметив, он должен был что-то предпринять, но он не стал. И я спрашиваю вас, почему?
Он перестал изображать веселье, отпил ещё бульона и прохладно спросил:
— С чего вы взяли, что я должен это знать?
— Отвечать вопросом на вопрос невежливо, — издевательски пропела Вера. — Я уверена, вы знаете. И бонсай этот вы видели, и время подумать у вас было. Отвечайте.
Министр нервно сжал губы, тихо, раздраженно сказал:
— В подвале у старого Тонга мне было немного не до того, я смотрел на вас, а не на деревья. — Вера пораженно распахнула глаза, он тут же замер, как будто сам только что понял, что сказал, смущенно опустил голову и стал вертеть в пальцах чашку.
Вероника вдруг подумала, что как-то уж слишком сильно он смутился, хитро улыбнулась и поставив локти на стол, подперла ладонями щеки, дождалась, пока министр на неё посмотрит, чтобы оценить результат своих слов, улыбнулась ещё ехиднее и качнула головой:
— Слабо, господин министр, на троечку, — задумчиво посмотрела в потолок и кивнула, — с плюсом, за артистизм. — Смущение с его лица исчезло в миг, оно дрогнуло раздражением и Вера издевательски улыбнулась: — Что вас больше зацепило — то, что номер не прокатил, или троечка? — Он злобно засопел и отвернулся, допил бульон, отставил чашку, Вероника тихо рассмеялась и промурлыкала: — Судя по тому, что вы перешли к таким недостойным методам увиливания, вопрос таки стоящий. И я всё ещё жду ответа.
— Я не знаю, — угрюмо сказал он.
— Не верю, — заявила Вера. Он поднял бровь и указал глазами на «часы истины», стоящие на столе у стены, рядом с солонкой и сахарницей. Вера посмотрела на них и уверенно качнула головой: — Нет, не верю. Это неточный прибор. К тому же, вы говорили, что ему можно научиться врать, а если это возможно, то, готова спорить, вы умеете.
Он криво усмехнулся, тихо сказал, не поднимая глаз:
— Что ж вы так прицепились к несчастному бонсаю, а?
— Почему же вы так не хотите отвечать, а? — передразнила его Вера. Он поморщился, как от головной боли, обреченно вздохнул:
— Потому что это вопрос… международной политики, а конкретно это дело находится под грифом секретности такого уровня, что о нём нельзя говорить даже с самим собой. Давайте вы выберете другой вопрос?
— Ладно, — недовольно скривилась Вера, потерла ладони, глядя на господина министра как на будущий обед, подумала и спросила: — За что был осужден тот человек, который хотел вас поцарапать?
Министр зло выругался под нос и обвиняюще посмотрел на Веру:
— Следующий вопрос.
— Ладно, — многообещающе улыбнулась Вера, — почему верхний иероглиф вашей печати совпадает с названием южной провинции Цыньянской Империи? — Он поднял на неё удивленный взгляд, который быстро стал раздраженным и упрямым, она усмехнулась: — Тоже не нравится? Дальше? Не проблема. Какая степень родства у вас с Двейном? — Он округлил глаза ещё сильнее, медленно зажмурился и нервно сжал виски, шепотом рыча:
— Как?!
— Вы похожи, — невозмутимо пожала плечами Вера.
— Мы совершенно не похожи, — качнул головой он.
— Вы похожи, — кивнула Вероника, — у вас практически одинаковое телосложение, вас можно было бы спутать со спины, если бы он не сутулился. У вас похожая форма скул и носа, в профиль вы очень похожи. И слишком много совпадений в мелочах — голос, руки, форма ногтей, оттенок волос…
— У всех цыньянцев такие волосы, — раздраженно буркнул он, она подняла ладони, насмешливо развела руками:
— Ну допустим, а с остальным вы что будете делать? — Он бросил на неё недовольный взгляд, она насмешливо подняла брови: — Ну? Что, следующий вопрос?
— Давайте, — с ироничной обреченностью кивнул он, — добейте меня, вперёд.
— Почему вы не любите, когда вас называют господином министром? И почему вы до сих пор не сказали, если вас это так бесит?
— Я уже привык, — отмахнулся он, — называйте как хотите. Раньше меня звал так только король, поэтому меня это бесило. Но с королем я вижусь раз в месяц, а с вами чуть ли не каждый день, так что успел приобрести иммунитет. — Он саркастично усмехнулся на одну сторону, Вера спросила:
— Так почему вам это не нравится?
Министр помолчал, нервно вертя в руках пустую чашку, побарабанил по ней пальцами, наконец решился и тихо сказал:
— Потому что моё назначение на этот пост — фикция, призванная повеселить его величество короля. Я министр без министерства.
— Как это? — подняла брови Вера, он насмешливо развел руками:
— В моём министерстве два человека — я и мой секретарь, он же заместитель. Всё. Министерство финансов занимает трёхэтажное здание длиной в квартал, министерство юстиции — два здания поменьше, моё министерство — это кабинет, который вы видели, и приёмная, в которой сидит секретарь и стоит диван с журнальным столиком и баром. — Он иронично пожал плечами: — Я его не ставил, он там был, мне отдали комнаты, которые раньше занимал какой-то мелкий чинуша, вроде руководителя городских фонарщиков, я не помню. У министра финансов три заместителя, десяток секретарей и под сотню чиновников рангом поменьше, а у министра внешней политики, — он с сарказмом развел руками, поморщился: — И вообще, что это за название — министерство внешней политики? Вообще ни о чем.
Вера попыталась удержаться от улыбки, он был таким забавным, когда цеплялся к названию. Но в остальном вопрос показался ей очень щекотливым, она осторожно сказала:
— Король говорил, что хотел видеть вас во дворце почаще…
— Король врал, как обычно, — зло рыкнул министр, — он был бы рад никогда меня не видеть вообще. Это назначение было ему нужно для того, чтобы выпнуть меня на обозрение столичному высшему свету, куда я совершенно не стремился. До этого я много лет работал тайным следователем короны по особым делам, потом начальником спецотдела, меня всё устраивало, я мог ходить куда угодно и делать что угодно. А теперь меня каждая собака, имеющая хоть мизерную власть, знает в лицо. А ещё теперь я обязан раз в месяц посещать заседания совета министров и присутствовать на официальных мероприятиях, вроде осеннего бала. Но тут мне удалось отмазаться тем, что мой отдел участвует в обеспечении безопасности во дворце, и поэтому я могу просто появиться на открытии и уйти.
Он замолчал, нервно перебрасывая чашку из ладони в ладонь, хотя Вера видела, что ему ещё есть, что сказать по этому поводу. Она молча ждала и он продолжил:
— Но от заседаний совета отмазаться нельзя. И благодаря его величеству королю я обязан тратить целый день на то, чтобы просто присутствовать при обсуждении "общих" законопроектов и планов мероприятий на ближайший месяц. Они однажды составляли план празднования Дня Гильдий, — он с печальной насмешкой потер висок и вздохнул, — это день, когда чествуют простых ремесленников и работяг, он каждый год проходит одинаково — парадное шествие по Северному Лучу, выступление бардов и циркачей на главной площади, куда выставляют палатки с едой и сувенирами, все весело напиваются и ближе к ночи разбредаются по тавернам и отдыхают там, пока не закончатся деньги. Потом их оттуда выгоняют и они пьяные слоняются по городу, создавая проблемы полиции, в эту ночь втрое усиливают патрули. Всё. Таким образом праздник проходит последние лет сто пятьдесят, если не больше. — Он помолчал и шепотом выдохнул: — Совет министров составлял план праздника восемь часов. Восемь! Да я бы в одиночку, силами своего отдела, за восемь часов этот праздник спланировал, организовал, провел и забыл о нем. Но нет, господам министрам нужно обсудить такие важные вещи, как цвет флажков в воротах площади, порядок выступления артистов, сорт подаваемого вина… короче, это день из жизни вон, бездарно и бессмысленно. И всё благодаря его величеству. — Он криво усмехнулся, помолчал и посмотрел на Веру: — Я ответил на ваш вопрос? — Она сочувственно улыбнулась и кивнула, он подобрался: — Тогда, я могу задавать свой?
