Постепенно стало действовать, ей стало легче, она смогла справиться с дрожью и взялась дезинфицировать раны по второму кругу. Открыла аптечку, взяла антисептик и ватные тампоны, стала очищать раны и складывать использованную вату в тарелку с камнями и водорослями, министр посмотрел на тампон в смеси крови и гноя, поморщился и сочувственно сказал:
— Простите, что заставил вас ковыряться в этой гадости, я думал, что мы успеем, и до этого не дойдёт.
— «Гадости», — перекривила его Вера, — эта «гадость» — тела отважных лейкоцитов, павших в битве за ваше здоровье. У них не было шансов выжить, и не было никакого оружия, кроме собственных тел, но они сразились и погибли как герои, проявите уважение.
— Тела отважных кого? — прищурился министр.
— У вас не изучают в школе состав крови? — она положила на тарелку очередной тампон, бросив короткий взгляд на лицо министра, он качнул головой:
— Я изучал медицину, но состав крови подробно не рассматривал.
— О, там целый мир! — значительно, как сказочник, завела Вера. — Там работяги-эритроциты, которые всю жизнь таскают кислород из лёгких по всему телу, они вообще железные, как шахтёры, пашут круглосуточно. Это же из-за них кровь красная, из-за железа.
— Кровь красная из-за железа? — переспросил министр.
— Я вижу, ваша медицина на достойном уровне, — вздохнула Вера, старательно задавливая саркастичные нотки в голосе. — Да, железо в эритроцитах окисляется и переносит кислород. Лейкоциты — полиция, охраняют покой работяг и вообще всего тела, если где-то непорядок, они мигом туда и разбираются, гибнут, зато выгоняют из тела интервентов. Ещё есть тромбоциты — эмчеэсники, которые бросаются туда, где произошёл какой-то песец, и всё ремонтируют, тоже, между прочим, жертвуя собой. А самое клёвое то, что в крови содержится информация о всём теле, в перспективе, по капле крови можно будет когда-нибудь воссоздать всего человека.
— В вашем мире это умеют? — поражённо спросил министр, Вера качнула головой:
— Пока нет, на людях запрещено проводить опыты. Но животных уже клонировали, хотя получилось немного не то, чего они ожидали. — Она опять встала, выбрасывая грязный тампон и беря чистый, министр посмотрел на неё через плечо:
— На людях вообще не проводят опыты?
— Теоретически опасные — вообще не проводят, нельзя.
— Да ну, не верю. Даже на заключённых и военнопленных?
— Да, даже на них, это запрещено Женевской конвенцией, — недовольно ответила Вера.
— Ваша Женевская конвенция препятствует прогрессу.
— Наоборот, она толкает к прогрессу. И если вы этого не понимаете, значит, ваш мир до этого ещё не дорос.
Он фыркнул, но промолчал. Вера выбросила очередной тампон, тронула следующую проблемную рану, замерев от боли, опять потянулась за лидокаином, министр поймал её руку на полпути:
— Хватит, это ерунда, обойдёмся.
— Там ещё много, — она попыталась освободить руку, он не дал:
— Вы понимаете, что с каждой каплей теряете деньги?
— А вы понимаете, что мне плевать на эти деньги?
— Это вам сейчас плевать, а когда они начнут кончаться, вы об этом пожалеете.
— Пожалею я или нет, станет известно потом, а больно мне сейчас.
Она всё-таки освободила руку и дотянулась до коробки, стала обрабатывать рану, министр медленно глубоко вдохнул и как будто в пространство вопросил:
— Как можно настолько не уметь терпеть боль?
— Для этого надо всего лишь всю жизнь прожить в безопасном, благополучном мире, а потом попасть в грёбаное средневековье, с лошадьми, мечами и отсутствием нормальной медицины, — зло выдохнула Вера.
Министр хмуро промолчал, она дрожащими от нервов руками поставила полупустую ампулу на стол и стала протирать руки, опять занялась ранами, постепенно начиная жалеть о своей несдержанности, он молчал, но она ощущала его злость, досаду и вину, от этого становилось стыдно и неуютно.
Ему ещё несколько раз приносили документы, один раз Вера узнала голос Эрика, но даже не подняла глаз, раны затягивались всё быстрее, одна умудрилась срастись криво и Вероника ломала голову, что с ней теперь делать. Наконец самые страшные раны стали чистыми, она занялась мелочью, дезинфицируя всё подряд снизу вверх, дошла до шеи, отвела волосы в сторону, чуть улыбнулась, заметив, как по его шее посыпались мурашки. Аккуратно промокнув царапину на затылке, не удержалась и ещё раз перебрала пальцами его волосы, они оказались такими гладкими, что скользили между пальцами, как будто стремясь сбежать. Каждая волосинка толстая и упругая, но все вместе такие мягкие…
Из портала кто-то вышел и Вера непроизвольно дёрнулась, убирая руку, отложила антисептик, взяла полотенце, отжала над кастрюлей и стала мягко вытирать с его спины остатки грязи и крови, больше чистить было нечего. Краснота сошла, кровь остановилась, но ей не хотелось прекращать. Больно уже не было, она водила влажным полотенцем по его плечам, делая вид, что там очень грязно.
Визитёр получил распоряжения и ушёл, Вера с неохотой отложила полотенце:
— Всё, воспалений больше нет, теперь только шить. Особенно на вот это место скажете Доку обратить внимание, тут криво.
— Шейте, — полушутливо кивнул министр, Вера в ужасе округлила глаза:
— Вы издеваетесь? Я никогда этого не делала.
«Дзынь.»
— Один раз делала, — закатила глаза Вера, — но во-первых, я шила на себе, во-вторых, у меня не было выбора.
— Почему не было выбора?
— Потому что это было в том походе, о котором я вам рассказывала, между «шить самой» и «доверить свою рану на видном месте девчонке, у которой моя Милка вчера увела парня» я выбрала первое.
— Это на левой ноге, что ли, над коленом? — с улыбкой поинтересовался министр, она раздражённо кивнула:
— Да, моё художество, нравится?
— Вполне, аккуратно и ровно. Шейте, там всё равно уже такая красота, что хуже не будет.
Вера обречённо зарычала, запрокидывая голову и шепча в потолок:
— Боженька, за что ж ты меня так не любишь… — Повысила голос и спросила: — Чем шить? Там в аптечке есть что-нибудь?
— Нет. Возьмите шёлковые нитки и иглу подлиннее, бросьте в чашку с водкой, пусть полежит немного. Только не белые, намокнут — не будет видно, возьмите тёмные.
Она подошла к диванчику и выдвинула свой сундук с шитьём, выбрала иглу и пачку ниток, сходила на кухню за чашкой, сделала как он сказал и остановилась, устало опираясь о стол. Поймала ироничный взгляд министра Шена, скорчила рожицу и ушла на диван, села, попыталась расслабиться и дать отдохнуть спине и плечам.
Из портала опять вышел солдат в сером, положил на стол папку, министр спросил:
— Как Двейн?
