— Ох и госпожа Вероника, на минуту оставить нельзя — всех в метании звезд победила, лучшего бойца покусала и ходит довольная — все, справилась, день прошел не зря. Да?
— А как же, — иронично кивнула Вера, — боец на меня в суд не подаст за покусание?
— Нет, он не имеет претензий, я спросил, — сделал ответственную мину министр, Вера вздохнула:
— Он живой?
— Какого вы обо мне мнения? — изобразил возмущение министр, показал ей бутылку и бокал: — Я его пальцем не тронул, у меня вообще руки заняты!
— А ноги? — сделала страшные глаза Вера, он фыркнул:
— Вы меня вообще извергом считаете? Я не бью подчиненных ногами.
"Дзынь."
— Ну может быть, изредка, — опустил глаза министр, Булат громко прокашлялся рядом, улыбнулся:
— Шашлычка?
— Давай, отнесем к нашим, я всех привел.
4.35.15 Семейные костры и покушение на министра внешней политики
Булат собрал им здоровенную тарелку шашлыков, жареных на углях грибов и овощей, министр отдал бутылку и бокал Вере, а сам взял еду и повел ее по тропинке куда-то в сторону от остальных костров. Как она поняла, бойцы сидели у общих костров почти на краю леса, оттуда был виден пляж и ряд мишеней, а чуть глубже в лесу были "особые" костры, мимо одного они прошли, оттуда слышался женский смех, Вера вопросительно посмотрела на министра Шена, от шепотом пояснил:
— Семейные. Мы не будем к ним подходить, они и так редко видятся.
Вера подняла брови, но промолчала, они прошли мимо, тропинка раздвоилась и вильнула дальше, им навстречу шел Док с пустыми тарелками и бумажным пакетом для мусора, улыбнулся, поклонился:
— Госпожа, — Вера кивнула, он прошел мимо. Она полушутливо вздохнула:
— А он так мило называл меня девочкой. А теперь все, "святая".
Министр фыркнул и изобразил физиономию человека, принявшего трудное решение:
— Хотите, я буду называть вас девочкой?
Она так рассмеялась, что шагнула мимо поворота тропинки и почти вломилась в кусты, министр успел ее поймать и придержать. Шутливо скривился:
— Вот примерно так я воспринимаю всяческих "зайчиков".
— А "котиков"? — подняла бровь Вера.
Он стал внимательно рассматривать деревья. Она захихикала и прищурилась с довольной физиономией: "все с вами ясно".
Министр попытался всем видом показать, что ничего ей на самом деле не ясно, а если она так думает, то она заблуждается. Вера прищурила один глаз и качнула головой:
— Слабенько, не убедили.
Он фыркнул и стал изучать деревья еще внимательнее, опять повернулся к Вере и дипломатическим тоном сообщил:
— Если выбирать между "заем" и чем угодно другим…
— А если выбирать между "котиком" и чем угодно другим? — мурлыкнула Вера.
Министр изобразил гордую физиономию: "вы не выбьете из меня это признание даже под пытками, так что вы называйте, а я буду возмущаться".
Вера рассмеялась и тоже стала изучать деревья, они прошли мимо еще одного костра, там кто-то тихо разговаривал, играла музыка, звенели бокалы. Вера посмотрела на бутылку в руке, полушутливо спросила:
— Так куда вы дели бедного блаженного?
— Эрика? — усмехнулся министр, — я его отправил на полное психологическое обследование, с подозрением на вмешательство, менталисты Даррена подписали, они уже оценили ваше благословение и жаждут еще.
— Что за обследование?
— Это долгая, нудная и унизительная процедура, в процессе которой маг особой специализации практически вскрывает черепную коробку и перелопачивает там все, до самых потаенных мыслей, а когда знаешь, что твои мысли читают, в голову лезет самое неприличное, незаконное и постыдное, что только можно придумать. Один менталист сидит в трансе, второй смотрит на пациента и задает вопросы, очень личные и неприличные, а пациент на них отвечает под "часами истины", это записывается и остается в архиве навсегда, и в случае необходимости извлекается потом. Все проходят эту процедуру при приеме в отдел, в данный момент Эрик слушает запись своей прошлой процедуры и отвечает на вопросы о том, где и почему он соврал и что изменилось с прошлого раза. Там много вопросов — нарушал ли он закон, с какими последствиями, готов ли он к тому, что об этом узнает его семья и друзья; снятся ли ему кошмары, о чем именно; когда он в последний раз был с женщиной, как все прошло, бывали ли у него неудачи в этом деле. Я не хотел бы быть на его месте, — в его голосе прозвучало злорадство, Вера поморщилась:
— Какой смысл задавать такие вопросы?
— Абсолютно никакого, они нужны для того, чтобы смутить, выбить из колеи и лишить возможности увиливать и врать "часам". Артуру, например, таких вопросов не задают, потому что он с радостью выложит все подробности, совершенно не смущаясь и не теряясь, еще и приврет для красоты. Его спрашивают о семье, бил ли его в детстве отец, скучает ли он по матери, за что и как именно его наказывали, какие предметы ему плохо давались, списывал ли он на экзаменах — его это больше волнует.
— Он правда не умеет плавать?
— В Карне почти никто не умеет плавать. Но Артур не просто не умеет, он боится воды, он в детстве чуть не утонул, был за порогом клинической смерти, долго, а потом лечился после переохлаждения, тоже долго, и это было в сознательном возрасте, он все помнит. Идти к мозгоправу он не хочет, а я не настаиваю — у нас почти не бывает операций на воде, а если и бывают, то я его на них не беру, это проще, чем взрослого мужчину как девочку уламывать пойти к доктору, пока он хнычет и упирается. Он сильный маг, но на боевых операциях ничего сверхъестественного не делает, его легко можно заменить.
Вера стала вспоминать поведение Артура над краем скалы, не ответила, и разговор как-то сошел на нет, но это никого не напрягало, министр тоже выглядел так, как будто ему есть, о чем подумать. Они в молчании дошли до последнего костра, дальше тропинки не было, она сворачивала на полянку за густыми кустами и раздваивалась, закольцовываясь вокруг большого покрывала, на котором сидели Барт с Двейном, Эйнис и один из братьев Лан, Вера не поняла, какой именно. В центре покрывала на скатерти стояли закуски и кружки, чуть в стороне горел маленький костер с бревнами вокруг, на деревьях висели магические фонарики, давая мягкий желтоватый свет. Вера удивилась, что вокруг фонарей никто не вьется, вообще ни единой козявки, но потом вспомнила про магию и забыла об этом вопросе.
Министра с шашлыками встретили радостными возгласами, но когда следом за ним в круге света появилась Вера, лица у компании слегка повытягивались, особенно у Эйнис, все выглядело так, как будто ее никто не приглашал и на нее никто не рассчитывал, а она приперлась. Захотелось придумать предлог и уйти, но министр вцепился в ее руку, как только освободил свои, и не отпускал, даже когда она мягко намекнула — ему было вполне удобно есть левой рукой, усадив Веру справа и подкладывая еду на ее тарелку, он чувствовал себя прекрасно, и откровенно это всем демонстрировал, Вера быстро сдалась.
