— Но вы же показывали фото с собакой?
— Ее купили моему брату, — невесело усмехнулась Вера, — я просила — фиг, сестра просила — фиг, а брату купили, он же долгожданный мальчик, к нему совсем другое отношение. Я с ними тогда уже не жила. А ему на эту собаку пофиг, он ею не занимается, встают на час раньше, чтобы ее выгулять, мама и папа. Карма, — она развела руками, министр усмехнулся, но промолчал, осторожно погладил ее руку поверх рукава, спросил:
— Не устали от политики?
— Меня сложно утомить разговорами, — улыбнулась Вера, он усмехнулся:
— А после разговора с Доком вы за минуту "устали".
Она качнула головой:
— Я устаю от вранья, очень сильно. Чуть меньше устаю, когда приходится вести себя так, как не хочется — жизнерадостно трындеть про подружек, например, вытаскивая страдальцев из бездны уныния. Или когда жалуются, это капец утомляет. Не в том смысле, что человек рассказывает невеселые новости, а когда он тупо ноет ради нытья, ему не нужен совет, не нужна помощь, даже если ему предложить выход из ситуации, он им не воспользуется. В особо запущенных случаях у такого человека даже проблемы из пальца высосанные, он ноет просто потому, что нытье — это его зона комфорта, его способ взаимодействовать с миром и оправдывать унылость своей жизни. У меня один знакомый ныл по поводу того, что он толстый. Типа вот, так сложно жить, ходить тяжело, потеть неприятно, на диете сидеть невкусно, девушки любят подтянутых красавцев и не хотят оценить его богатый внутренний мир, скрытый под слоем жира, — министр смеялся, Вера изобразила укоризну: — Не смешно, это правда проблема. Ну я думаю — бедняга, в семье ни одного доктора, ни одного спортсмена, некому дать совет даже. Надо помочь, короче, человеку. И давай ему чесать — какие ему надо сдать анализы, к какому врачу сходить на консультацию, как тренироваться при каком диагнозе, как питаться, чтобы вкусно и полезно, начала ему рецепты писать, графики, учить считать дыхание и комфортный пульс, все такое.
— Этому вы где научились? — сквозь смех поинтересовался министр, она отмахнулась:
— Это общедоступная информация, она есть в интернете.
— Тогда почему он сам ее не нашел?
— Вот мне бы задуматься об этом еще тогда, но я очень хотела ему помочь, он мне нравился.
— Вам нравился толстый мужчина?!
— По-дружески нравился.
"Дзынь."
Министр ахнул и сел, Вера закатила глаза:
— Да блин! Это было недолго. Он был очень умный.
— Ну-ну. И чем это кончилось?
— Я расписала ему самый щадящий, самый мягкий план похудения, включающий пешие прогулки, он мне сказал, что у него не хватит силы воли жить по плану.
Министр закрыл лицо руками, глухо простонал в ладони:
— Мужчина вам такое сказал?!
— Да. А я ему сказала, что я могу стать его тренером, мне не сложно, я буду заходить за ним утром перед учебой и вечером перед сном, и вести его на прогулку в парк.
— И?
— Он исчез.
Министр так рассмеялся, что она тоже не сдержалась, попыталась успокоиться и развела руками:
— Я знала, что я ему нравлюсь, и что он ждал от меня уверений, что его богатый внутренний мир важнее, чем лишний вес, но… Мог бы тогда не жаловаться хотя бы, любить себя таким, как есть. Но он постоянно заводил эту тему, я думала, что его это реально волнует, и решила помочь. Но спать и жрать он, видимо, любил больше, чем меня. Я проанализировала эту ситуацию и вывела идеальную стратегию борьбы с нытиками — я им предлагаю способ решить их проблему, сложный, но действенный. Они сливаются мигом.
Министр насмеялся, отдышался и неверяще прошептал:
— Жаловаться девушке на лишний вес, это кадо… О, боги. И на силу воли. В вашем мире все мужчины такие?
— Конечно, не все. Но умные могут себе это позволить. Умение шевелить мозгами ценится выше красивого тела и силы воли.
— Странный мир.
Она пожала плечами:
— Хороший уровень медицины, отсутствие физической работы по дому, нет необходимости как-то особо напрягаться в борьбе за еду, территорию и женщин — и все, мачизм отмирает как рудимент.
— И что дальше? Женщины идут работать, мужчины идут на кухню? — она пожала плечами и не ответила, он фыркнул: — Мне такое не нравится.
— А если женщины хотят работать?
— Не встречал ни одну женщину, которая хотела бы работать.
— Вы со многими об этом говорили?
— Со многими. Они максимум хотят заниматься какими-то проектами, но так, чтобы рутинную работу делали за них слуги, а они парили над бытом и только принимали решения. Все нормальные женщины хотят детей и богатого мужа, а не впахивать с утра до ночи, а если они говорят, что это не так, они врут.
— Представляете Кайрис беременную на кухне?
Он коротко рассмеялся, но тут же взял себя в руки, сдержанно сказал:
— Я бы на это посмотрел, — помолчал и добавил чуть серьезнее: — И детей ее к себе в отдел загреб бы, да пораньше, лет в четырнадцать.
— Зачем так рано?
— Криминальные наклонности, чем раньше их направишь в нужное русло, тем безопаснее они проявятся.
— А ее вы где нашли?
— Не расскажу, большой секрет.
"Дзынь."
— Ладно, расскажу. Но не сегодня, — он посмотрел в сторону моря: — Двейн накупался, отворачивайтесь.
Вера отвернулась от моря, посмотрела на министра:
— Почему он все время молчал сегодня?
— Он не особенно разговорчив. На вашей кухне — это исключение, он там практически не затыкается, я когда в первый раз услышал, сам удивился.
— Они все говорят по-карнски? Барт, Эйнис, Ланы?
— Да. Думаете, он плохо знает язык? Нет, у него все прекрасно с этим, он уже давно в Карне. Он просто сам по себе такой.
— А мне показалось, он какой-то грустный. У него ничего не случилось?
Министр задумался, тихо сказал:
— Травмы оказались серьезнее, чем он думал. Он сегодня узнал, может быть, поэтому.
— Но он плавает.
— Он на обезболивающих. Скоро они отойдут и он опять будет лежать и грызть ногти.
Вера сочувственно нахмурилась и опустила голову, увидела стопку одежды и взяла с нее пояс. Министр усмехнулся:
— Зачем?
— Надо.
— Зачем?
— Персиков ему вышью, это символ здоровья.
— Думаете, поможет?
— Настроение поднимет точно. А там, кто знает? Я об этой силе ничего не знаю, может быть, так тоже сработает.
— Да сходим мы в храм…
