"Дзынь."
— Чертил бы…
"Дзынь."
Он с досадой посмотрел на часы, поднял на Веру смущенный и недовольный взгляд, помолчал и мрачно буркнул:
— Не знаю. Я бы чокнулся. Я бы тут все разнес, попытался сбежать, если бы не вышло, попытался бы поймать и допросить того, кто приносит еду, или взять в заложники и приказать меня проводить наружу. Если бы со мной пытались работать, как работают с вами, я бы потребовал денег, оружия и полной свободы.
— И сбежали бы при первой возможности.
— Нет.
"Дзынь."
Она мрачно рассмеялась, потерла лицо, он изобразил укоризненный взгляд и сказал:
— Нас нельзя сравнивать, вы женщина, женщины вообще больше приспособлены к сидению дома, вам это легче.
Вера рассмеялась громче, покачала головой и вздохнула:
— Как меня умиляют все эти стереотипы, типа "хорошо быть женщиной, захотела есть — пошла сварила", это так трогательно, что хочется каждый раз просто… по головке погладить и сказать: "Ну ничего, малыш, вырастешь — поймешь", и даже ничего не доказывать, потому что в таких случаях это бессмысленно, это либо сам понимаешь однажды, либо не поймешь, хоть сто лет доказывай.
Он помолчал, поднял голову, как будто собирался что-то сказать, но не собрался и опять уткнулся в чашку. Она усмехнулась: — Что?
— Ничего, — медленно качнул головой он.
"Дзынь."
— Вы со мной не согласны? — полуутвердительно кивнула Вера.
— Что вы, — улыбнулся министр, опустил глаза, — отличный чай.
"Дзынь."
— Без сахара, правда. Ну да что в нем, в общем-то, в этом сахаре хорошего?
— Сахарница на столе, — с ноткой раздражения ответила Вера, он медленно кивнул со смирением будды на лице и во всей позе, продолжил изучать чашку.
— Женщины отличаются от мужчин только повышенной эмоциональностью, гораздо более прокачанными социальными навыками, и способностью к многозадачности, больше ничем. Никто не рождается с поварешкой, ни мужчины, ни женщины, а безвылазное сидение в четырех стенах — это не их выбор, это так, к сожалению, исторически сложилось. Но к счастью, этот период истории уже позади, и от стереотипов пора избавляться.
Он поморщился и вздохнул:
— Не хотите — не готовьте, в отделе есть столовая. После бала у вас будет такое плотное расписание, что о сидении в четырех стенах останется только мечтать. Еще претензии есть?
Она задумалась и решила, что нет. Молча развела руками. Он спросил:
— Приказать доставлять вам еду из столовой?
— Да.
— Хорошо.
Он опять уткнулся в чашку, Вера смотрела в стол и чувствовала какое-то досадное разочарование. Поняла, что он заметил, подняла глаза, он смотрел на нее, молча ожидая продолжения. Она шутливо вздохнула и заломила бровки:
— Что, все, да?
— Все, — медленно кивнул он.
Она изобразила тяжкий вздох, он рассмеялся, она показала язык:
— Не смешно! Я уже настроилась на дискуссию, это моя любимая тема, я об этом могу спорить часами!
— Спорьте с кем-нибудь другим, — качнул головой он, она надулась еще сильнее, он широко улыбнулся, на миг напомнив короля, допил чай и встал. — Вы список написали?
— Да, — она по памяти быстро набросала список, он снял с шеи полотенце:
— Пойду одеваться, меня ждут.
Он ушел, она осталась изнывать от чувства облома, это выглядело как победа, но победой не было, она сказала приносить еду из столовой просто из вредности, каждый день есть Булатову кашу она не собиралась.
Пошла в ванную, расчесала мокрые волосы, вернулась на кухню и продолжила возиться с посудой.
Министр появился в дверях через минуту, одетый, чем-то до ужаса довольный и загадочный. Она вопросительно посмотрела на него, он улыбнулся и изобразил смущение:
— Странные ощущения от этого всего. Я не планировал сегодня здесь оставаться, и вообще спать этой ночью не собирался, у меня были другие планы. Но, — он шутливо развел руками, Вера улыбнулась и опустила глаза, натирая бокал. Он продолжил: — Серьезно, такое чувство, как будто я должен был проснуться неизвестно где, с головной болью, среди битых бутылок и бессознательных тел, но я почему-то дома и отлично себя чувствую. Подозрительно отлично. Где-то подвох. Вера тихо рассмеялась и вздохнула:
— Вечно вы ищете подвох, когда нужно просто расслабиться и получать удовольствие.
Он улыбнулся, помолчал, расстегнул пиджак и оттянул ткань рубашки с таким видом, как будто впервые заметил на ней пятна:
— А можно поинтересоваться, в какой момент вы меня вином облили? Я вроде бы при памяти, но этот нюанс как-то ускользнул. Я чего-то не помню?
Вера посмотрела на его рубашку с расплывшимися бордовыми пятнами, подняла взгляд к глазам, пытаясь понять, он действительно не помнит, или прикидывается. Не поняла, помолчала и тихо сказала:
— Я бы вам напомнила, но боюсь, Древние Боги не дадут на это благословения во второй раз.
— Да? — поднял брови он, задумался и выпрямился: — А, ну да… Да, — самодовольно пригладил рубашку на груди и улыбнулся как кот: — Не отдам стирать.
Вера рассмеялась, он глубоко вдохнул, запрокидывая голову и поводя плечами, приподнялся на носочки, размял шею и широко улыбнулся:
— Ух, чую, я сегодня раздам… Давно я себя так хорошо не чувствовал, — посмотрел на часы и кивнул сам себе: — Как раз Эрик выписался, как удачно.
Вера шутливо нахмурилась:
— Не бережете вы своих людей.
— Да чего их беречь, они крепкие, — отмахнулся он, — не были бы крепкими — не были бы моими людьми.
В библиотеке раздались шаги и шорохи, тихий голос Эрика:
— Господин, вещи госпожи.
— Хорошо, иди.
Вера подняла брови, министр кивнул:
— Ваша новая одежда, у вас полчаса на сборы, одевайтесь теплее. Если что-то надо будет подогнать, скажете об этом портнихе, вы встретитесь перед балом. Вас поведет Двейн, он расскажет о магазинах подробнее и даст новые амулеты, все детали обсуждайте с ним. Все, мне пора.
Она кивнула, с удовольствием и удивлением глядя на него — он выглядел как скаковая лошадь перед стартом, воплощенная потенциальная энергия, веселая и нахальная. Это было жутко приятно, она так устала видеть его мрачным, виноватым, измотанным и сонным, что эту новую, сверкающую картину хотелось пить как воду.
Он что-то заметил в ее лице, вопросительно приподнял брови, она качнула головой и опустила глаза.
— Вера? Что-то не так?
— Все нормально, — она улыбнулась и вернулась к бокалу, который мучила все утро и никак не могла вымыть, хотелось уже закончить с ним и пойти собираться.
