"Нет, мне нужны хорошие, добрые куски Библии. Интересно, там такие есть?"
Она пыталась вспомнить какие-нибудь господни чудеса, вспоминались, как на зло, истории про сотворение бухла из воды и превращение людей в соляные столбы ни за что.
"Вообще не катит, нет, все плохо с Библией. Может, Коран?"
Самая мирная религия оставила в ее памяти историю про то, как пророк отрезал себе рукав, чтобы не будить уснувшего на рукаве котика.
"Хорошо, но мало. Где же взять информацию… О! Буслик, меня спасет сеньор помидор, там много и я почти все помню. Главное, чтобы никто не узнал, откуда дровишки."
— Госпожа Вероника, — игриво мурлыкнул министр, она подняла глаза, он улыбнулся и качнул головой: — Я представить боюсь, что творится у вас в голове, но мне интересно. Можно вслух?
— Я пытаюсь вспомнить какую-нибудь информацию про религию, — мрачно фыркнула Вера, — но в голову лезет какая-то муть, я даже главные грехи вспомнить не могу.
— Начните с основ, — терпеливо улыбнулся он, — сейчас приду. — Ушел, вернулся с бумагой и карандашами, протянул ей один, себе оставил второй. Размашисто написал вверху пару слов на карнском и подчеркнул, поднял глаза на Веру: — Первое и основное — кто главный бог?
— Э… бог. Он и есть главный, у него нет имени, он создал мир и все в мире, включая людей, зверей и вирус гепатита.
— А вирус зачем? — усмехнулся министр, быстро записывая, Вера скорчила рожицу:
— Я бы у него спросила. Я бы много вопросов ему задала, если бы он существовал, но я в этом, если честно, сомневаюсь.
— Доку только не говорите об этом. И вообще никому не говорите, это опасные слова, которые могут восстановить против вас полмира. Дальше. В чем сила этого бога, чем он повелевает? — Вера смотрела на министра и пыталась не видеть сотни вероятных катастрофичных последствий того безумия, которое они сейчас творят. Вздохнула и прошептала, качая головой:
— Гореть мне за это в аду.
— Что такое "ад"?
Вера хлопнула себя по лбу и подняла ладони:
— Так, стоп, никакого ада, в моей религии этой фигни не будет, вы этого не слышали!
— Я вас понял, но я вас слышал, просто ответьте на вопрос, — он положил карандаш и показал ладонь, — без протокола, лично для меня.
— Ой, божечки… — она схватилась за голову, немного поизучала чай в чашке и подняла глаза на министра, — помните, вы говорили, что ваша любимая дралась как сам дьявол? Кто такой дьявол?
— Это злое божество из мира Тедди, — с ностальгией улыбнулся министр, — он постоянно ругался чертями и изредка дьяволом, но дьяволом иногда еще и восхищался, в областях, связанных с насилием, разрушением и пороками. Когда он перестал называть меня чертенком и стал называть дьяволом, я понял, что вырос. Он их рисовал, у меня есть рисунки, покажу как-нибудь. Они отличаются только телосложением, оружием и размером рогов, иногда он рисовал дьявола с крыльями летучей мыши, морского рисовал с рыбьим или змеиным хвостом, иногда с щупальцами осьминога или паучьими лапами. Чертей всегда рисовал с козьими копытами, ослиными хвостами и трезубцами, а дьяволов — с мечом или плетью, иногда с косой, любил рисовать им огромные мышцы плечевого пояса и тощие ноги, никак это не объяснял. А что?
— Ваш Тедди, по ходу, из моего мира, — вздохнула Вера, — только он жил лет на сто- двести раньше меня. Тогда эта религия уже была. Дьявол — это падший ангел… ангел это… черт! — Она схватилась за голову, он рассмеялся, сказал:
— Ангел — это добрый дух, похожий на красивую женщину с лебедиными крыльями, этот дух всех спасает, Тедди называл ангелами тех, кто приносил ему воду по утрам после пьянок, или безвозмездно лечил после драк, с его подачи появились женские имена Анхела и Анжелис, так зовут парочку его внебрачных дочерей.
— У него есть дети?
— Их отцы об этом не знают, — секретно улыбнулся министр, — Тедди был обаятельным и смелым парнем, женщины его любили. Официально он не женился, говорил, что кого-то любил в своем мире, но что-то не сложилось, и больше он в это вляпываться не хочет. Выражение "гореть в аду" он тоже использовал, но никогда не объяснял, откуда этот ад взялся. И про падшего ангела не рассказывал. Расскажите, без протокола.
Вера посмотрела на его карандаш, отпила чая и сказала:
— Я сама не знаю, откуда взялся ад. По идее, есть небеса, там живет бог с ангелами, там блаженство и туда попадут после смерти хорошие люди. И есть ад, он под землей, там реки из лавы, черти, тоска и печаль, там правит дьявол и туда попадут плохие люди, будут мучиться до конца вечности. Еще вроде как есть чистилище, но я вообще не в курсе, где оно, по ходу здесь, у нас, там души не знаю, что делают, но наверное просто стоят в углу и думают о своем поведении, когда все осознают и станут хорошими, то отправятся в рай. Ну хватит!
Министр пытался сдерживать смех, но сдался и закрыл лицо руками, насмеялся, поправил волосы и вздохнул:
— Давайте никому об этом не расскажем?
— Давайте, мне тоже фишка с этим разделением не нравится, пусть лучше уходят в Сансару. Это перерождение в другом теле.
— Пусть, — кивнул министр, что-то черкая на листе, — у нас тоже есть перерождение, в религии Золотого Дракона и младших богов. В вашей религии есть младшие боги?
— Нету. Есть святые, их очень много и ими может стать любой человек, который совершил какие-то крутые деяния и имел хотя бы символическое отношение к вере, голоса слышал, видения там видел, все такое. Вот если ваш Док внезапно станет людей лечить сотнями, канонизируем его после смерти, пусть все ему молятся как покровителю врачей.
— Мне нравится, — кивнул министр, быстро записывая, задумался и сказал: — Очень похоже на религию северцев, у них тоже есть рай и ад, но я думал, это просто фигуры речи, надо у них поспрашивать подробнее. И у них есть святые, их изображения ставят в углу главного зала, они называют эту комнату светлица или горница, в зависимости от этажа и наличия печки, там стоят портреты святых, они называют их образа, с неправильным ударением, просто слово "образ" у них тоже есть. У них запутанный язык, с какими-то нечеткими правилами, и очень много диалектов, но они все друг друга понимают, а я каждый диалект учу как новый язык. Вы иногда на них очень похожи, — он посмотрел на нее каким-то загадочным взглядом, заставляющим смущаться, улыбнулся, — у вас как будто один язык, но два отдельных словарных запаса, для "своих" и для "остальных". У вас все так разговаривают?
— У нас море словарных запасов, — смущенно фыркнула Вера, — есть профессиональный жаргон, только для работы, если я буду с друзьями на нем разговаривать, меня не поймут. Есть интернет сленг, он почти не используется в реальной жизни, смысла нет, потому что в реале нет тех вещей и действий, которые этот сленг описывает. Есть официальная речь, для документов и докладов, есть литературная, если я начну на ней говорить с друзьями, они подумают, что я выделываюсь, а если на работе, то мне "скорую" вызовут. Неужели у вас не так? Мне казалось, так у всех.
