Она также сообщила, что вставила ему зонд и выпустила большую часть скопившихся газов, что уменьшило вздутие. А потом, передвигая зонд в его желудке, она смогла поставить его на место, поэтому теперь Марли принял снотворное и безмятежно спит.
– Это же хорошо, правда? – осторожно спросил я.
– Только временно, – ответила врач. – Мы вывели его из критического состояния, но когда желудки собак так перекручиваются, почти с полной уверенностью можно сказать, что рано или поздно это повторится.
– Насколько полной? – поинтересовался я.
– Я бы сказала, что шансы отсутствия рецидива равны одному проценту, – сказала она.
Один процент? Ради бога, его шансы поступить в Гарвард и то выше!
– Один процент? И не больше?
– Мне жаль, – посочувствовала она. – Но он в крайне тяжелом состоянии.
Если у него снова будет заворот желудка, а она упоминала об этом как о несомненном факте, оставалось два выхода. Первый – решиться на операцию. Она сказала, что придется сделать разрез и швами прикрепить желудок к стенке полости, чтобы предотвратить возможность рецидива.
– Операция обойдется вам приблизительно в $ 2000, – я поперхнулся. – И я должна предупредить, что это серьезное хирургическое вмешательство, собаке преклонного возраста сложно такое перенести. Восстановительный процесс будет долгим и сложным. Иногда такие старые собаки, как Марли, не выживают, – объяснила она. – Если бы ему было четыре или пять лет, я бы сказала, что операция в любом случае необходима, – добавила ветеринар. – Но, учитывая его возраст, вам лучше еще раз спросить себя: хотите ли вы подвергать пса такому риску.
– Не хотел бы, если можно помочь иначе, – сказал я. – Какой второй вариант?
– Второй вариант, – отозвалась она, немного поколебавшись, – усыпить.
– Ох, – только и смог ответить я.
Мне было сложно переварить информацию. Пять минут назад я гулял по городу, думая, что Марли спокойно отдыхает в собачьем пансионе. А теперь я должен решить, жить ему или умереть. Я никогда не слышал о том заболевании, которое она описала. Только потом я узнал, что оно распространено у многих пород, внешне напоминающих лабрадора, у которых широкая грудная клетка. Собаки, в несколько глотков сметающие с мисок всю порцию, как Марли, тоже попадали в группу риска. Некоторые хозяева считали, что вздутие живота у питомцев происходит из-за стресса от пребывания в пансионе, но позже я поговорил с профессором ветеринарной медицины, и он сказал, что его исследования не доказали прямой зависимости между стрессом и заворотом. Однако ветеринар, разговаривавшая со мной по телефону, признала: возбуждение Марли от присутствия других собак могло усугубить его состояние. Он все так же лопал свой корм, сильно пыхтел и обильно поливал все слюной. Врач сказала, что он действительно мог заглотнуть слишком много воздуха и слюны, и его желудок начал расширяться, а там недалеко и до заворота.
– А мы можем оставить все как есть и подождать? – спросил я. – Может, заворота не будет?
– Именно этим мы сейчас и занимаемся – ждем и наблюдаем за его состоянием, – сказала ветеринар. Она повторила про его шансы в один процент и добавила: – Если будет заворот, вы должны быстро принять решение. Мы не можем заставить его страдать.
– Мне нужно поговорить с женой, – произнес я. – Я вам перезвоню.
Когда Дженни разговаривала со мной по сотовому телефону, она вместе с детьми находилась на прогулочном катере. Мне было слышно, как работают двигатели и как через громкоговоритель разносится голос гида. Слышимость была отвратительная, связь постоянно прерывалась. Я кричал, пытаясь рассказать жене, перед каким выбором мы стоим. Но она улавливала только обрывки фраз: Марли… критическое состояние… желудок… операция… усыпить.
А потом на другом конце наступила тишина.
– Алло! – крикнул я. – Ты еще на связи?
– Я здесь, – сказала Дженни, а потом снова затихла. Мы оба знали, что этот день наступит, просто не думали, что именно сегодня, когда ее и детей нет в городе, и они даже не смогут попрощаться, а я находился в полутора часах езды от дома в служебной командировке.
К концу разговора, состоящего из криков и многозначительных пауз, мы сошлись на том, что время у нас еще есть. Ветеринар была права. Марли слишком слаб. Подвергнуть его болезненной операции, только чтобы оттянуть неизбежное, было бы жестоко. Конечно, высокую цену операции мы тоже не могли не принять во внимание. Казалось аморально, почти безнравственно тратить столько денег на старую собаку, стоящую в самом конце своего жизненного пути, в то время как стольких бродячих собак усыпляют каждый день, а многие дети не получают достойную медицинскую помощь из-за отсутствия средств. Если время Марли пришло, то так тому и быть, и теперь мы должны дать ему уйти достойно и без страданий. Мы знали, что это решение было правильным, но ни один из нас не был готов расстаться с Марли.
Я созвонился с ветеринаром и сообщил ей о нашем решении.
– Его зубы сгнили, он оглох, а его лапы настолько слабы, что он едва поднимается на две ступеньки крыльца, – рассказывал я ей, словно она нуждалась в убеждениях. – У него проблемы с выбором места для стула.
Ветеринар, которую звали доктор Хопкинсон, согласилась со мной.
– Думаю, его час настал, – сказала она.
– Наверное, – ответил я.
Однако я не хотел, чтобы она усыпила его, не созвонившись вначале со мной. Я хотел быть там рядом с ним, если возможно.
– И я все еще надеюсь на чудо с вероятностью в один процент, – добавил я.
– Давайте созвонимся через час, – предложила она.
Через час голос доктора Хопкинсон звучал немного более оптимистично. Марли все еще держался, правда, ему внутривенно ввели физраствор. Она подняла его шансы до пяти процентов.
– Я не хочу слишком обнадеживать вас, – сказала мне доктор Хопкинсон. – Он очень слаб.
На следующее утро голос врача был еще увереннее.
– Он хорошо провел ночь, – сообщила она.
Когда я перезвонил в полдень, врач уже убрала капельницу и накормила Марли рисом с мясом.
– Он совсем изголодался, – отчиталась она. Во время следующего звонка он уже мог стоять.
– Хорошие новости! – поделилась доктор. – Один из наших санитаров только что вывел Марли погулять, и он пописал и покакал.
Я так обрадовался, словно Марли выиграл премию «Лучшее шоу». Потом она добавила:
– Наверное, он чувствует себя намного лучше. Он только что чмокнул меня своим мокрым носом.
Да, это был наш Марли!
– Еще вчера мне казалось, что такое невозможно, – продолжала врач, – но, мне кажется, завтра вы уже сможете забрать его.
Так я и сделал на следующий вечер после работы. Выглядел Марли ужасно – кожа да кости, влажные молочного цвета глаза, как будто он побывал в потустороннем мире и только что вернулся обратно. Хотя, как мне кажется, именно так дело и обстояло. Однако после того как я оплатил счет на восемь сотен долларов, я выглядел, наверное, не лучше. Когда я благодарил доктора за ее хорошую работу, она ответила:
