Альберт прикрыл глаза. На его лице расцвела довольная улыбка.
— С ним девчонка какая-то, — продолжал Фриц, и улыбка Альберта тотчас же растаяла. — Молоденькая совсем, из благородных. Держится очень спокойно, как с другом или родственником.
Альберт дотронулся до длинной розовой царапины на шее и каким-то беспомощным взглядом посмотрел на Эрика, словно пытался найти защиту и поддержку — и не мог.
— Он ведь должен был убить меня, — произнес Альберт. — Но не убил. Эрик, скажи мне, почему?
Лицо Эрика дрогнуло, и Альберт почти прокричал:
— Как?
— Он не хотел тебя убивать, — медленно произнес Эрик. — Но ранил потому, что ему нужна твоя кровь. Кровь Белого Змея. Нанес удар и тотчас же запаял рану артефактом…
Альберт закрыл лицо ладонями и несколько минут сидел молча. Это было настолько жутко, что Брюн снова взяла Эрика за руку — просто чтоб почувствовать хорошее и живое в этом страшном месте.
— Это Марселлин, — наконец, сказал Альберт. Он смог взять себя в руки и теперь снова выглядел уверенно. — Он похитил ее высочество Марселлин. Кто их будет искать у ортодоксов, дьявол побери их всех…
От церкви донесся удар колокола — глухой, навевающий серую тоску даже среди жаркого летнего дня.
— Это не Марселлин, — сказал Фриц от дверей. Передав кому-то очередную монету, он вошел в чайную с газетой в руках. — Марселлин скончалась ночью, голубка. Мозговая горячка.
И он совершенно искренне всхлипнул и провел ладонью по лицу. Газета легла на стол среди опустевших чайных чашек, и Брюн увидела дагерротипический портрет юной принцессы. Марселлин было всего пятнадцать — тоненькая блондинка с огромными доверчивыми глазами и еще хранящим детскую припухлость личиком смотрела радостно и удивленно: мир, лежащий перед ней, был добрым, свежим и прекрасным.
Портрет перечеркивала траурная полоса. Все подошло к концу.
* * *
Королева была убита горем, и вся страна в эту минуту действительно горевала вместе с ней. Принц Патрис лечился у лучших медикусов государства, но ходили слухи, что его высочество вряд ли сможет исцелиться от воспаления мозговой оболочки настолько, чтоб в свое время занять престол Хаомы. Принцессы Марселлин не стало — значит, рано или поздно эта ветвь рода вин Геллан уйдет окончательно.
Впрочем, люди, которые сейчас были на площади, вряд ли думали о тонкостях наследования корон. Принцессу просто по-человечески жалели: она была юной, прекрасной и доброй, и народ ее любил. Королеве сочувствовали точно так же. Мать, потерявшая ребенка, одинаково горюет и на троне, и в трущобах.
— Получается, Тобби каким-то образом увел Марселлин из дворца, — прочитав статью, Альберт некоторое время с кислой миной тер виски, а потом позвал Фрица и попросил чего-нибудь позабористее. Тот кивнул и вскоре принес бутылку вина настолько неприглядного вида, что Эрик не рискнул бы определить ее даже для покраски забора, не то что для употребления внутрь.
— Получается, что так, — подала голос Брюн. Здесь, в этих трущобах, она казалась настолько прекрасной, словно в ней горело маленькое солнце. Эрик не мог перестать любоваться ею.
— Тогда кто в гробу, простите? — Берт начинал злиться. Розовая царапина на шее потемнела.
— Если Лютеция из ортодоксов, — начал Эрик, — то наверняка кто-то из них сделал соломенную куколку.
Альберт посмотрел на него с плохо скрываемым раздражением. Эрик с запоздалым сожалением вспомнил о том, что брат не настолько преуспел в изучении народной магии, чтоб ловить мысли Эрика на лету.
— Это что за дьявольщина? — спросил Альберт, неприятно скривившись.
— Есть такая штука в магическом арсенале ортодоксов, — примирительно произнес Эрик. — Делают куколку из соломы, вплетают в нее волоски и ногти, и она приобретает облик нужного человека. Не отличить от настоящего. Вполне возможно, что королева Аврения сейчас убивается возле именно такой куколки.
Альберт лихо осушил свой бокал, а затем вдруг звонко хлопнул ладонью по колену и расхохотался.
— Гениально! — воскликнул он. — Нет, Тобби действительно гений или сам дьявол! Припрятал настоящую наследницу там, где ее уж точно никто не станет искать, и теперь спокойно ждет, кто первым начнет прыжки в сторону престола!
Брюн нахмурилась. Эрик смотрел на нее и испытывал тихую легкую радость. Именно такая женщина и была ему нужна. Не кисейная барышня, которая боится сломать ноготок и читает только любовные романы, а та, которая пойдет за ним туда, куда понадобится. Вместе и в горе, и в радости — Эрику хотелось верить, что так и будет.
В конце концов, они оба заслужили это.
— Королева еще молода, — пожала плечами Брюн. — У нее ведь может родиться еще один ребенок.
— Не может, — твердо промолвил Альберт так, что сомневаться в его словах не пришлось. — Роды принцессы Марселлин лишили Аврению возможности иметь детей.
Он откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, почти промурлыкал:
— Как же хорошо, что Тобби мне поверил!
— А если нет? — спросил Эрик. — Если он по-прежнему действует в рамках своего плана?
Альберт посмотрел на него примерно с такой же снисходительностью, с которой Эрик смотрел на него раньше.
— Тогда он убил бы Марселлин по-настоящему, — сказал он. — И был бы уже очень далеко отсюда. В той же Лекии. Но пока он прячется у Башенки и ждет.
— Я пойду к нему, — вдруг промолвила Брюн. — Пойду и выясню, что происходит, и чего Дерек хочет на самом деле.
Когда-то давно Эрик пообещал себе, что никогда не ударит женщину. Но сейчас ему очень захотелось как следует встряхнуть Брюн, чтоб все глупости вылетели у нее из головы.
И чтоб она перестала называть Тобби по имени. Эрик вспомнил, как Лютеция сказала, что Брюн является любовницей министра инквизиции — он, конечно, убедился минувшей ночью в том, что эта была ложь, но на какой-то миг почувствовал раздражение. Легкое, почти тень.
— Нет, — припечатал Эрик. — Никуда ты не пойдешь.
Брюн сердито сверкнула глазами в его сторону и едва не уперла руки в бока.
— Это еще почему? — поинтересовалась она, и стало ясно: девушка готова упрямо настаивать на своем, игнорируя всю возможную опасность.
— Потому что я тебе запрещаю, — с прежней твердостью сказал Эрик. — Это очень опасно, и я не пущу тебя в омут головой.
Брюн сердито прищурилась, и Эрик подумал, что от такого взгляда своей достойной половины порядочный супруг должен бы со всех ног бежать подальше. Должно быть, она позаимствовала этот грозный взор у своей матушки — вот только в данной ситуации он был бесполезен.
— Это может иметь смысл, — вместо того, чтоб поддержать брата, Альберт выступил на стороне Брюн. — Нам ведь все равно нужно обложить Тобби со всех сторон, а с учетом того, как он расправился с моей группой, это будет как минимум сложно. А вот девушка, которой он во многом доверяет и симпатизирует, может пригодиться. Я бы ее отпустил.
