Холодно не было, искра грела тело и душу, окружая меня словно коконом.
Я вновь повторила ритуал создания, только изменила форму. Сейчас мне надо было не просто создать фантом, а оболочку для себя. Поэтому тело белоснежной птицы надо было максимально укрепить, иначе она просто не выдержит нагрузки. Это не просто иллюзия, а второе тело. Моё будущее тело.
Белые мягкие перышки с серыми вкраплениями, крючковатый нос и огромные желтые глаза. Её сердечко быстро забилось в моих руках, запуская кровь и пробуждая жизнь. Не настоящую, но жизнь.
Постепенно наши сердца забились в унисон. Глаза в глаза, душа в душу, пока мы не стали единым целым. Я, не отрываясь, смотрела в глаза совы, сосредоточившись на стуке сердец и отринув прочь все обиды и страхи. Сейчас они только мешали, утягивая вниз.
Не знаю, сколько прошло времени, просто в какой-то момент я перестала чувствовать своё тело. Оно искрящим вихрем закружилось на месте, чтобы влететь в птичку.
Вдох-выдох.
Мои руки — её крылья.
Мои глаза — её глаза.
Мой крик — птичий клёкот.
В комнате Селины Торнтон было темно и тихо. Хозяйка мирно спала в своей постели, а в открытое окно бесшумно вылетела белоснежная сова, которая держала путь в сердце столицы Ванагории.
Туда, где её уже ждали.
Глава Пятая. Ловушка для двоих
На улице шел дождь. Тяжелые свинцовые тучи низко висели над городом, полным блеска и ярких огней. И если на окраинах дождь был небольшим и мелким, который неприятными крохотными брызгами бил в лицо, то в сердце древнего города всё было иначе.
Ветер злобно завывал в трубе камина, срывая остатки листьев, которые еще каким-то чудом уцелели, и ломал хрупкие ветки деревьев. Дождь громко стучал по крыше и плитке, которая украшала небольшой дворик за домом.
Раскрыв пошире стеклянные двери, ведущие в сад, герцог закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Крупные капли, ведомые сильным порывом ветра, попали на лицо и тонкую рубашку, оставляя после себя мокрые дорожки. Но мужчина даже не вздрогнул, продолжая неподвижно стоять, словно чего-то ожидая.
Ему не хватало грозы и грома. Так, чтобы от грохота закладывало уши, а небо сияло от кривых вспышек молнии. Ему не хватало запаха свежей травы, умытой утренней росой, пения птиц, радующихся новому дню. Корвину нужна была весна, по-девичьи смущенная, озаряющая всё вокруг первыми лучами яркого солнца, тёплая и ласковая.
А впереди зима.
Бросить всё и отправиться на Террико, где всегда царило лето и было тепло? Царица Адония приглашала его к себе, как только длинные зимние ночи с жестокими морозами и продувающими ветрами начнут сводить его с ума.
— Я буду ждать тебя, Дерек-ару, — прошептала женщина перед тем, как молодой герцог покинул её гостеприимный дворец. — Ты придёшь?
— Не могу обещать. Ты же знаешь, после смерти старика на меня свалилось слишком много обязанностей, — ответил он.
Они стояли в личном садике царицы, который располагался прямо на вершине горы. А внизу бушевали бьющиеся о скалы волны океана. Белоснежные колонны были увиты плющом и прекрасными цветами, аромат которых пропитал всё вокруг дурманящим запахом, смешанным с солёными каплями воды. Лёгкий ветер шевелил волосы и лёгкую ткань одежды.
— Ты придёшь, — уверенно произнесла Адония, шагнула к нему, кладя руки на грудь, там, где размерено билось сердце. — Боль никуда не исчезла. И пока она здесь, я буду нужна тебе.
Гэрцог нахмурился, рассматривая совершенное бледное личико с огромными бирюзовыми глазами и длинными белоснежными волосами, которые роскошным водопадом падали на грудь, скрывая обнажённую плоть. Царица никогда не стеснялась своей наготы, считая это предрассудками закостеневшей аристократии Ванагории.
Дерек мог притвориться, что не понимает её слов, но не стал.
— Ты не справедлива к себе, царица. О тебе мечтают тысячи мужчин.
— Но не ты, — понимающе улыбнулась она.
Лицо было безмятежно-спокойным, только в глазах царила боль, которая эхом отражалась в его сердце, но нужного отклика не находила.
— Мне надо идти. Корабль на материк скоро отплывёт.
— Пообещай мне, Дерек-ару. Пообещай, что вернёшься через год и подаришь мне дочь, — неожиданно тихо прошептала она.
Замер и недовольно нахмурился. Этот разговор никогда раньше не поднимался и сейчас вызывал лишь досаду.
— У тебя есть три наследницы, Адония-арин. Трон Террико не будет пустовать, твоему роду не грозит вымирание. И твои наложники с радостью выполнят твою просьбу.
— Это должен быть ты. Сильный, смелый, решительный. Ты же знаешь, что по закону не будешь ничем обязан. Никто не узнает, кто её отец, — в голосе царицы мелькнули просительные ноты, которые она, привыкшая повелевать и распоряжаться жизнями островитян, никогда не допускала.
— Но об этом буду знать я, — ответил он и покачал головой. — Не проси меня об этом, Адония-арин. Не проси.
— Отложим этот разговор на год, — примирительно кивнула вечно молодая женщина. — Когда следующей зимой ты вернёшься на мой остров.
— Хорошо, — не стал спорить Архольд, чтобы не портить момент расставания.
Адония — хрупкая, мягкая, нежная с бледной бархатистой кожей, которая резко контрастировала с его. Женщина с требовательными руками, сладкими губами и грешными стонами. Царица, в постели которой мечтали побывать все правители мира и просто мужчины, хоть раз увидевшие повелительницу острова Террико. Он не любил её, но был благодарен.
Герцог открыл глаза, вслушиваясь в завывание ветра и вглядываясь в темноту холодного вечера, пропахшего грязью и увядающей листвой.
Ничего.
Закрывать двери Корвил не стал. Подошёл к камину, сел в жесткое неудобное кресло и взял со столика стакан с крепким коньяком, бутылку которого он почти допил этим вечером.
Обычно Архольд был равнодушен к выпивке и любому виду алкоголя. В Академии им чётко объяснили, что бывает с одурманенными спиртным или курительными смесями, которые пришли с Эмират Барху и быстро завоевали популярность среди молодых, пресыщенных жизнью аристократов. Потеря контроля над разумом для искрящего грозит серьёзными последствиями и может быть смертельно опасна для любого, кто рискнёт и встанет на пути одарённого.
Но сегодня Корвил просто не мог удержаться.
Сэм не изменилась.
Прошло четыре проклятых года, а она нисколько не изменилась. Разве что стала еще красивее, утратила девичье очарование, превратившись в роскошную женщину из самых грешных фантазий. Фигура, которая и раньше сводила его с ума, сформировалась. И пусть под белоснежной шубкой, которую Селина так отчаянно прижимала к груди, разглядеть почти ничего было нельзя, он всё равно это знал. Во рту пересыхало, когда мужчина думал о том, что под шубкой на ней лишь тонкое ритуальное платье и больше ничего. Жалкий клочок ткани на пути к совершенному телу. Крохотные жемчужинки блестели в волосах, а вязь огнём горела на переносице, напоминая о том, что могло случиться, и вызывая внутри чёрную злость и безумную ревность.
