Громко простонала скрипка, и я взмыла вверх, не в силах сдержать тихого смеха, выгибаясь в спине, когда Эйдан поднял меня над полом и закружил.
Опускалась я дольше, скользя по сильному телу, кусая губы и задержав дыхание, когда глаза жениха, которые находились так близко к моим, неожиданно стали тёмными и опасными.
Снова духовые, и мы закружились по залу, пытаясь восстановить дыхание и прийти в себя после чувственной близости.
Раз-два-три… раз-два-три…
Незаметно к нам присоединяются сначала наши родители, затем и другие супружеские пары. Карабеска — танец нежности, привязанности, любви и доверия.
Танец-обещание. Того, что случится совсем скоро. Теперь я как никогда понимала смысл этого действа. Столько раз стояла в толпе гостей, смотрела на танцующие пары, но не понимала.
Все тревоги и сомнения отступили, боль от узких туфель и давящего корсета тоже пропала. Я сейчас была просто счастливой беззаботной невестой в руках самого лучшего мужчины на свете.
— Селина, — выдохнул Эйдан, когда я во второй раз медленно опустилась вниз, лукаво сверкая глазами. Его голос был таким тихим и проникновенным, что по телу прошла дрожь. — Как же я соскучился. Смотреть на тебя весь этот вечер. Видеть твою улыбку, адресованную не мне. Слышать смех и не иметь возможности подойти. Коснуться.
— Таков обычай, — отступая на шаг, ответила ему, а голос тоже сел и был чужим, не моим.
Мы вновь кружили по залу. Лица гостей казались размытым пятном. Сейчас существовали лишь мы и это безумное притяжение, которое сияло между нами, как пробуждённая искра — ярко, волшебно и неукротимо.
— Завтра, — от его многообещающей улыбки сердце ухнуло вниз.
— Завтра, — кивнула в ответ.
— Моя. Только моя.
— Конечно, твоя, — ответила ему, старательно прогоняя назад червячок сомнения, который вновь проснулся у сердца и завозился, напоминая о прошлых ошибках.
Карабеска — заключительный танец для жениха и невесты, после которого они обязаны вернуться каждый в свои покои и лечь спать. Это гости могли веселиться хоть до поздней ночи, попивая пунш и дорогое вино из виноградников Корлии, солнечной страны в Тихой бухте, а нам завтра на рассвете надо явиться в храм Великих, чтобы совершить первый обряд вступления в брачный союз.
Лишь только отзвучали последние аккорды мелодии, как ко мне подошел Леонард. Брат взял меня за руку и потянул на себя.
— Нам пора, Селия, — безапелляционно заявил молодой человек.
— Конечно, — я и не думала спорить.
Сил почти не осталось, слишком тяжелой была эта неделя, и сейчас больше всего на свете хотелось вернуться в свои покои, принять ванну и лечь спать.
— До завтра, — улыбнулся Эйдан, отвесив мне поклон. — Я буду считать часы.
— Ия, — только успела прошептать жениху, как Лео развернул меня и потащил с центра зала.
Брат был выше на целую голову, и шаг у него был шире, плюс на мне были неудобные туфли и корсет болезненно давил на грудь, так что я едва за ним поспевала, задыхаясь и скользя на гладком мраморном полу.
— Можно помедленнее, — процедила я, как только мы вышли в коридор и направились к центральной лестнице.
— Мне велено доставить тебя к матери, этим я и занимаюсь.
— Что совершенно не мешает тебе быть хоть немного вежливее. Так не терпится от меня избавиться? Осталось совсем немного времени.
— Не болтай глупостей. Мне всё равно.
Я промолчала, мысленно фыркнув.
Конечно, всё равно. Леонард был истинным ванагорийским аристократом, а те отличались холодностью, надменностью и проклятой самоуверенностью. Просто удивительно, как Эйдан смог вырасти другим среди этого окружения. Мне помогла учёба в Высшей Академии Искрящих. Именно там мне показали уникальность каждого. Совсем неважно, из какой страны человек и какое место занимал в обществе, искра делала нас всех равными.
— Ты знал, что Архольд здесь? — неожиданно спросила я.
Лео затормозил, и я едва не упала от неожиданности, скользя на каблуках.
— Онс тобой связался? — безжалостно хватая меня и разворачивая, словно куклу, спросил брат.
— Вот еще. Я не видела его все эти годы. Мне только что сообщила об этом Мергери. И пусти, ты делаешь мне больно, — вскрикнула я, когда его пальцы особенно сильно впились в плечи, сжимая, а жгучий взгляд пробирал до самых костей. — Лео, прекрати, еще синяки останутся.
Брат некоторое время внимательно изучал меня холодными светло-голубыми глазами, а потом кивнул чему-то, и мы продолжили путь.
— Архольд участвует в обсуждении мирного договора, — произнёс он, когда мы стали подниматься на второй этаж по широкой лестнице, укрытой алым ковром ручной работы. Родители никогда не экономили на блеске.
Дальше — прямо по коридору, в левое крыло, где была еще одна более скромного вида лестница, ведущая на третий этаж, где и располагались мои отдельные покои.
— Почему мне не сказали?
— А разве это важно?
Снова проницательный взгляд в мою сторону, но я равнодушно пожала плечами.
— Нет. Но было бы неловко случайно встретиться с ним в столице.
От одной только мысли меня бросило в дрожь.
— Ты все дни была занята подготовкой к свадьбе. Встречи не будет ни сейчас, ни после. Эйдан не позволит.
Я снова чуть не споткнулась, прижимая свободную ладошку к груди.
— Он знает?
— Виконт знает, что Архольд доставал тебя во время учебы в Академии, и ты, помня о тех неприятностях, совершенно не хочешь его видеть. Разве это не так?
— Так.
Мы подошли к лестнице, где нас уже ждала матушка.
— Невеста доставлена в целостности и сохранности, — криво усмехнулся Леонардо и быстро зашагал обратно, даже не попрощавшись.
Я бросила в его спину злой взгляд, желая ему гореть в бездне или влюбиться. Вот бы посмотреть, как его будет мучить сердечная мука. Но всё было зря.
Такие, как Леонард Торнтон, не умели любить. Архольд был такой же. Жаль, что я поняла это слишком поздно.
— Какая вы очаровательная пара, — щебетала матушка, провожая меня оставшийся путь в покои. — Эйдан так смотрел на тебя, дорогая. Уверена, что ты будешь счастлива. Он сделает тебя счастливой.
— Конечно, матушка. Я тоже не сомневаюсь в этом, — первой входя в личную гостиную, а затем и в спальню, произнесла я.
В углу уже горел камин, оранжевым светом освещая большую комнату и согревая своим первобытным теплом. И пусть дом согревался паровым котлом в подвале, я любила смотреть на огонь холодными вечерами, чувствуя некую родственность между нами.
— Кто бы мог подумать. Моя крошка выходит замуж, — матушка неловко сжимала в руке белоснежный платок с вышитой монограммой нашего рода и тяжело вздыхала. Её припудренные кудряшки золотистого цвета согласно подпрыгивали, обрамляя совершенное лицо с молочной кожей и светло-голубыми глазами. — Ведь только совсем недавно ты была таким очаровательным младенцем с ямочками на щеках и тёмными кудряшками.
