День тянулся невыносимо медленно. Вождь лютвягов появился, лишь когда уже начало смеркаться, – свежий и радостный, с белозубой улыбкой на лице.
– Ты звала меня, солнцеликая? – склоняясь перед дочерью Ардвана, спросил он.
– Да, я хотела с тобой говорить. И это очень важно!
– Что ж… – Станимир подал знак служанкам выйти из горницы и закрыть дверь. – О чем хочешь спросить меня?
Аюна пристально посмотрела на него, но вождь лютвягов не опускал взгляда. Как он спокоен, как возмутительно безмятежен!
– Я видела тебя этой ночью! – обвиняюще заявила она.
– Во сне?
– Я бы очень желала, чтобы увиденное было сном! Хотя и тогда это был бы ужасный сон… Но я видела тебя своими глазами в лесу!
Станимир явственно напрягся:
– Ты была в лесу? И долго?
– Не знаю. Но мне хватило!
– Должно быть, недолго, иначе бы мы с тобой сейчас не беседовали, – пробормотал он. – Люди могут кого-то не заметить, но от взора Медейны ничто не укроется… Что же именно ты видела ночью?
– Ты убивал людей и мазал себя их кровью!
Как ни удивительно, но царевне показалось, что на миг на лице лютвяга мелькнуло облегчение. Затем он вперил в царевну тяжелый изучающий взгляд. Затем кивнул:
– Да, убивал. Я был быстрее и ловчее. И если ты все видела своими глазами, то знаешь, что каждый из моих противников в начале поединка был вооружен, а я – нет. Все они тоже могли убить меня. Это был честный бой.
– Ты это называешь честным боем?!
– Но если я ответил на твой вопрос, ответь и ты на мой, – холодно произнес Станимир. – Как ты попала ночью в лес?
– Это не важно, – отрезала Аюна. – Главное – что я видела.
– Ты видела древний обряд. В наших лесах – свои боги. Если я и далее желаю вести свой народ, то обязан почитать их всех. Так все же ты не ответила. Кто отвел тебя в лес?
– Меня отвели мои ноги. Я шла за тобой…
– Нет, не шла. Я очень хочу узнать, кто и зачем надоумил тебя за мной следить.
– А я тоже очень хочу узнать, кто надоумил тебя приносить в жертву арьев! – закричала Аюна. – Что ты скрываешь от меня? Какой ты на самом деле? Я поверила твоим словам о том, что мир меняется и мы рождены, чтобы обновить его… Это и есть твое обновление?
– Там был один арий, это верно, – нахмурился Станимир, будто пытаясь что-то вспомнить. – Он был ловкий боец, весьма ловкий… Мне все же удалось его осилить, – правда, я не помню как…
– Ты лжешь! – воскликнула царевна, и ее золотистые глаза потемнели. – Ты загрыз его!
– Загрыз? – удивленно повторил вождь лютвягов. – Должно быть, ты что-то путаешь.
– Я говорю о том, что видела сама. Не пытайся юлить!
– Я говорю как есть. Не помню ничего такого.
От беспомощности и отчаяния глаза царевны вдруг наполнились слезами.
– Ишан был моим родичем, – срывающимся голосом выговорила она. – Мы знали друг друга с детства…
– Мне, право, жаль, – склонил голову молодой вождь. – Если бы я только знал…
Царевна отвернулась, уткнулась лицом в ладони и разрыдалась, сама не зная отчего. То ли от жалости к Ишану, то ли от жалости к себе. Ее синеглазый Станимир, которому она была готова довериться всей душой, – такой же кровожадный оборотень, как Шерех, а все его слова – ложь…
Станимир чуть помедлил, а затем шагнул вперед, привлек девушку к себе и начал гладить по голове. Аюна уткнулась ему в грудь, заливаясь слезами.
– Мы – лютвяги, дети Матери-Волчицы, – заговорил он. – Когда Исварха уходит в дальние пределы небесных полей, землю укрывает темнота и сковывает лед, а леса наполняются нечистью, алчущей тепла человеческих жизней. Кто защитит людей, как не я и мои воины? Чтобы сражаться с тьмой, надо и самому быть страшным… Это так, царевна, и тебе придется это принять. Не прячь лицо, Аюна! Только ребенок при виде зверя закрывает глаза и считает, что теперь он в безопасности. Открой глаза и посмотри на меня. Для тебя я не опасен.
– Откуда мне знать? – всхлипнула царевна. – Ты убил семью Кирана… Ишана загрыз… Может, ты и меня…
– Клянусь Солнцем, я никогда тебя не обижу!
Руки князя скользили по ее спине и волосам, лучше всяких слов убеждая царевну в его правдивости и любви. Аюна подняла на него взгляд и улыбнулась сквозь слезы:
– Я тебе верю… Вейлин.
В этот миг дверь открылась без стука. На пороге горницы возник Шерех – еще мрачнее обычного.
– Что-то стряслось? – повернулся к нему Станимир, выпуская Аюну из объятий.
– Да, – кратко ответил тот.
– Только что из лесу принесли мертвого Бурмилу. Тело нашли у самой дороги, возле тропинки… – Шерех исподлобья взглянул на вождя. – Горло разорвано волчьими клыками.
Станимир стиснул челюсти. Аюна вспомнила свой сон, и ей стало так жутко, что даже в глазах потемнело, как тогда ночью на сосне. Что же это? Неужели и это ее вина? Лесная богиня мстит?!
– На торжище шепчутся о Волчьем круге, – продолжал Шерех. – Болтают, дескать, только Бурмила правду на пиру тебе в глаза сказал, а ныне уже за это поплатился…
– Ты видел тело? Клыки на горле и впрямь волчьи?
– Клыки-то волчьи, да только прикус не волчий.
– Значит, так поступим. Возьми своих людей, по торжищу пройдешь. Может, люди что видели или слышали. Бурмила не пичуга, упорхнуть не мог.
– Уже начал, – буркнул Шерех. – Под вечер Бурмила сидел в кружале с сородичами, глаза заливал. А потом по нужде вышел, да так и не вернулся.
– Не вернулся – ладно… Раз мертвым за стенами нашли, стало быть, отчего-то сам ушел, – быстро обдумывая положение дел, проговорил вождь лютвягов. – Небось через ворота его силком не тащили. Надо узнать, с чего это он вдруг, не попрощавшись, подался из города. Кто с ним был, налегке ушел или нет. Не ограбил ли кто. Все разузнай! Тот, кто Бурмилу прикончил, целил в нас… Ступай.
Шерех наклонил голову и молча вышел из горницы.
Станимир повернулся к царевне:
– А ты мне ничего не хочешь рассказать?
– О чем? – настороженно спросила царевна.
Хотя Шерех и его вождь говорили на своем языке, она уже поняла, что случилось нечто очень нехорошее.
– О смерти Бурмилы – того самого, кто вчера против тебя на пиру речь держал.
– Я об этом ничего не знаю! Да и какое мне дело до злобного дикаря?
– За этим… дикарем стоит большой и сильный род, – сухо заметил вождь. – Сильней моего!
– Я не убивала его!
– И не догадываешься, кто бы мог это сделать?
– Откуда бы?
