– Видел? – спросила Аса.
– А как же, – ответил хладнокровно Дило. – Я тут как тут.
Оба засмеялись.
– И меня видел? – спросила Аса с кокетливым видом.
Вместо ответа Дило сделал движение плечами, и в этом лёгком движении отразилось всё сладострастие и натиск и томность брачного танца. Аса с лукавым видом погрозила ему пальцем.
– Ты непосвящённый, – сказала она.
– Пустое, – сказал Горбун весело. – Волки живут без посвящения, а прыгают высоко.
– А ты видел? – заинтересовалась Аса.
– Видел, – кивнул головою Дило. – Волка и волчицу.
Глаза Асы сверкнули странным огнём.
– Как они любят? – спросила она.
Дило засмеялся. Аса сделала шаг вперёд и остановилась.
– Я принесла тебе Хум, – сказала она.
– Где? – спросил торопливо Горбун. – Давай.
– Вот здесь.
Она показала пальцем на грудь. Серая пола её мехового плаща была мокрая. Аса вылила сюда лишнюю чашу вина и принесла её Горбуну в виде брачного дара.
Дило быстро подполз к соблазнительнице и жадно стал всасывать хмельное питьё из мокрого меха.
Она схватила его голову и прижала к груди.
– Как любят волки? – шепнула она ему на ухо.
Солнце спустилось ещё ниже. Нужно было исполнить вторую часть брачного обряда. Анаки подошли к колесу и стали у перекладин песта четырьмя рядами. Два ряда было мужских и два ряда женских. То были четыре луча брачного колеса. Они положили руки на деревянные жерди и уже напирали на них грудью и топали ногами о землю, сгорая от нетерпения.
– Солнце, солнце, солнце, – запели они вместе, – дай огня!
Они двинулись вперёд, вращая спицы колеса. Мужчины шли за женщинами и женщины за мужчинами, и вечно вращались и не могли догнать друг друга. Пест медленно и туго ходил в гнезде, обтирая тесные стенки.
– Солнце, жги! – пели Анаки.
И огниво скрипело и тоже пело вместе с ними: «Жжи!..»
– Солнце, солнце, солнце, дай любовь, – пели Анаки. Они двигались всё быстрее, и колесо скрипело громче и пронзительнее.
– Солнце, жги! – уже не пели, а ревели Анаки. А солнце спускалось на землю, большое и красное. Оно было теперь, как огромный костёр, круглый и алый, и Анаки были алы, и им казалось, что они пылают в пламени этого костра.
– Жги! – ревели Анаки. Они бежали теперь, что было мочи, и как будто гнались, мужчины за женщинами и женщины за мужчинами, вечно гнались и не могли догнать друг друга. Лучи колеса вертелись со свистом. Им казалось, что эти лучи несутся сами собой, увлекают их вместе. Ноги их как будто не успевали ступать по земле. Иногда они поднимались и волочились сзади, и переступали в воздухе. Бешеное колесо увлекало Анаков вперёд, как горсть перьев, приклеенных рыбьим клеем к его свистящим лучам.
Солнце спустилось до самой земли и слегка затмилось тонкими вечерними парами.
«Жж!..» – скрипело колесо. Густой клуб дыма хлынул из-под песта и ударил фонтаном вверх.
– Жги! – ревели Анаки в неистовстве. Лучи колеса вертелись с несказанной быстротой. Небо и земля, и солнце, и поля кружились в глазах. Анаки перестали разбирать, где они и где солнце, где мужчины и где женщины.
«Жж!..» – гудело колесо. Первый язык пламени ударил из-под песта, потом другой, третий. Колесо мчалось всё в огне, Анаки мчались вслед за ним. Таинство брака совершилось в дереве. Большое соломенное солнце поравнялось с круглым огненным шаром, спустившимся там, далеко, на край горизонта. И всё заволоклось дымом и вспыхнуло пламенем. В ослеплённых глазах Анаков оба солнца слились и перемешались, и они не знали, которое пылает в тучах, которое в дыму. Соломенное солнце исчезло. Красное солнце стало спускаться за край горизонта. Оно как будто входило внутрь, врубалось в земную твердь своим пламенным, красным и круглым топором. Таинство брака совершилось в природе. Красное солнце слилось с землёй.
Глава 8
Три ночи Яррий и Ронта ночевали у Гррамов. Чёрные люди дружески относились к молодому Анаку. Они заставили его выдрать по клочку шерсти из каждой квадратной головы. Яррий ещё раз ходил с ними на диких козлов, уже не ночью, а днём. Но козлы оказались слишком осторожны, и охотники не смогли подобраться к ним так близко, как надо. Зато на обратном пути он очень удивил Гррамов своим барканом. Это было орудие для охоты на птиц. Оно состояло из шести костяных шариков, привязанных на ремешках. Ремешки были с другого конца связаны вместе в пучок.
Яррий пустил это орудие в стаю уток, пролетевших над его головой. Баркан развернулся налёту, и шарики встали порознь на тонких ремённых лучах. Как будто огромная лапа растопырилась в воздухе и летела на птиц. Утки испугались и потеряли голову. Баркан налетел сбоку. Одна из уток шарахнулась влево, потом вправо, задела крылом баркан.
Тотчас же костяные пули обрушились на её тело, и ремённые лучи захлестнулись. Она грянулась на землю и по дороге неизвестно как задела ещё другую и увлекла с собой.
Гррамы смотрели с удивлением и страхом на этот род охоты, новый и непонятный. Они даже боялись подходить к убитым птицам, и когда Яррий размотал баркан и поднёс младшему охотнику, тот с криком отскочил в сторону, как будто от змеи. Загонщик оказался храбрее. Он осторожно взял баркан пальцами за кончик ремённого пучка, поднял вверх и стал рассматривать на расстоянии, как опасную гадину. Баркан не шевелился. Тогда загонщик понемногу осмелел и стал перебирать пальцами ремённые лучи. Он попробовал даже бросить баркан вверх, но ремешки спутались и не развернулись колесом. Баркан упал вниз почти на его голову. Он сморщил лоб от гнева или от размышления. Потом подобрал несколько маленьких круглых камешков, зажал их в горсть и попробовал метнуть в другую стаю уток, пролетавшую вверху. Камни полетели в разные стороны и упали вниз. И на этот раз один из камней больно задел другого охотника, очень толстого и чёрного. Они чуть не подрались из-за этого.
Мальчишки оказались переимчивее взрослых. Они сделали себе палки по образцу дротика, заострили их на огне и целый день упражнялись в навесном метании, по примеру Яррия. У них был очень верный глаз. И почти сразу они стали попадать в ствол дерева, служивший им мишенью.
Три девчонки, которые были в племени, ходили неотступно за Ронтой. Её белая кожа служила для них предметом неистощимого любопытства. Они дотрагивались до её рук и плеч и даже тёрли их пальцами, как будто хотели стереть светлый налёт и вывести наружу здоровую чёрную кожу. И, наконец, один раз они принесли из костра мелкого угля и пепла и хотели зачернить ими светлое тело Ронты. Оно, очевидно, казалось им некрасивым или неприличным. Ронта даже обиделась, потом рассмеялась. Она пробовала учить их анакским словам, но они не могли выговаривать ясно и путались, и будто давились анакскими звуками. И каждое слово у них выходило гортанно и сбивалось на «груарр».
