Лото держала в руках два камня, ибо у Дантры были каменные копыта. Она сильно ударяла одним камнем о другой.
– Дантра идёт, – запели громко Анаки.
– Дедушка Сса, – затянула Исса своим дребезжащим голосом: – Дантра, тётка твоя, а наша прабабушка, велит говорить тебе: «Не пугай нас, умри!»
– Умри! – подхватили оглушительным хором Анаки. – Умри, умри!..
И как бы в ответ Зверь-Гора вытянул вверх беспокойный кончик своего трубчатого носа и пустил к небу высокий, долгий, пронзительный рёв или вой: Хрнхр…
Сса ревел. И все Анаки ревностно вторили, тонкие детские голоса взвивались к небесам, и тоньше всех поднимался вой четвероногого Рума, плаксивый и вместе с тем ликующий. Это был как будто истинный голос этого лицемерного хора почтительных убийц.
Рёв Мамонта оборвался так же внезапно, как начался; беспокойный кончик его хобота снова забегал по краю ямы.
Теперь Анаки пришли в возбуждение. Лото стучала камнями. Исса шла перед нею и пела:
Стучи, стучи!
Ворон крячет, сухое дерево трещит.
Дантра, стучи!
Носатый ликует, добычу предчувствует.
– Умри! – кричали ребятишки и топали ногами.
Неугомонный Лиас выбился из хоровода наружу, потом обежал кругом и проскочил обратно между Лото и Иссой. Теперь он был внутри хоровода. Он ещё раз обежал кругом, размахивая ручонками и визжа от восторга. И вдруг кончик хобота как будто раздвинулся, стал тонок и длинен и вытянулся наружу. Так тянется червяк, выходя из земли и желая ухватиться за далеко стоящую былинку. Лиас с криком отскочил назад, но было уже поздно. Короткий серый палец хобота поймал его за руку. Потом вокруг его тела скользнула как будто серая верёвка или змея. Мальчик крикнул и тотчас же мелькнул в воздухе и исчез в яме. Послышался глухой удар, и крик оборвался. Всё это случилось в одно мгновение. Хоровод ревел по-прежнему: «Умри!» Но в общем рёве прорезался дикий крик Майры, матери Лиаса: «Не тронь!»
Это относилось не к пленному зверю, а к Иссе. Мальчик, в своей неудачной попытке спастись, отскочил к колдунье, и она протянула руки, чтобы схватить его. Но матери показалось, что колдунья толкнула его обратно к яме.
Майра сделала попытку выскочить из цепи хоровода и броситься в яму, но соседи крепко держали её за руки. Хоровод мчался вперёд по своей круговой стезе и увлекал её за собою. Но теперь Анаки кричали: «Возьми, возьми!»
Лёгкая человеческая жертва пленному зверю была прекрасным предзнаменованием, особенно так, как это случилось, – невзначай. И больше всего для этого годился один из близнецов Майры Глиняной.
«Дьявол дал, дьявол взял», – подумали Анаки.
Они приносили человеческие жертвы редко, только в случаях крайних бедствий. Но дух Зверя-Горы, который погибал в яме, конечно, нуждался в примирении. Сса, Помощник Творца, требовал в свою очередь человеческого помощника и провожатого в тот таинственный путь, который ему предстояло совершить после смерти.
Праздник воскресения зверей должен был совершиться тотчас же после разделки Мамонта. По счёту Анаков, этим праздником заканчивалась осень и начиналась зима, сырая и холодная. Четыре времени года у Анаков были отмечены как будто четырьмя вехами. Весна называлась «бродячее время», ибо она начиналась уходом с зимних стоянок. Мужской и женский лагеря разбивались врозь и медленно шли вперёд на расстоянии дня пути, направляясь к реке Дадане и охотничьим полям. Лето называлось «время встречи», ибо оно начиналось после оленьей охоты и оканчивалось встречей с жёнами, праздником брака и осеннего солнца. Осень называлась «время воскресения зверей», ибо она заканчивалась этим праздником. Зима называлась кратко и выразительно: «время смертей».
Зверь-Гора, очевидно, вполне удовлетворился полученной жертвой, ибо тотчас же после того он замолк и больше не подавал признаков жизни. К вечеру женщины, наконец, осмелились спуститься в яму. Сса был мёртв. Но разделывать на части эту огромную тушу в узкой яме было очень трудным делом. Кожа Сса была толстая и крепкая, как дерево. Чтобы сделать хоть что-нибудь, нужно было прежде всего окопать и убрать землю кругом трупа, потом подобраться к животу и подмышкам, где кожа была мягче.
Три долгих дня всё племя кромсало огромную тушу большими кремнями и вытаскивало её наружу кусок за куском. Потом кожу удалось раздвоить и раздвинуть в стороны, как два огромных щита. Женщины добрались до связок и сухожилий и стали с несравненным искусством отделять член от члена и сустав от сустава.
Тело Лиаса отыскалось в земляной стенке ямы. Огромный зверь в своих предсмертных конвульсиях вмял мальчика во влажную глину. Но члены маленького тела не были повреждены. Только шея была надломлена, и русая головка неестественно повисла, как сломанный цветок. Старухи очистили тело от земли, обмыли и положили на шкуре у большого костра внутри пещеры. Оно должно было лежать здесь, как главная жертва Мамонту Сса во время праздника.
В середине четвёртого дня, когда работы у ямы закончились, молодёжь разбрелась по окрестным полям. Нужно было набрать травы Сонт для завтрашнего праздника. Это была высокая, тонкая, шелковистая трава. Она росла капризно, островками и клочками, больше всего по низинкам и по мокрым долочкам. И её трудно было находить на этих сухих известковых грядах в такое позднее осеннее время. Но без травы Сонт нельзя было устроить праздника. Она употреблялась на новые шубы для воскресающих зверей.
Мальчики и девочки сошли к речке Урулд и пошли вниз по течению. Другие перебрались через речку и пошли наперерез луга.
Дило тоже ушёл вслед за другими. Но вместо того, чтобы спуститься вниз, он пошёл по высокой белой террасе, потом повернул на запад и углубился в горы. В сущности, это были не горы, а только холмы, но довольно крутые, часто почти отвесные. Как будто кто-то взрезал твёрдую землю прямыми складками и отвернул пласты, а местами разрубил поперёк, как женщины рубят широким ножом длинную ленту коры или хребтового мяса.
Дило шёл вперёд неслышно и неторопливо, пересекая складки гряд; ловко взбирался наверх, проходил по ярам и ущельям, перебредал через ручьи. Он мало думал о траве Сонт. Вместо этого он рассматривал камешки в ручьях и россыпях и иные прятал в свой поясной мешок, ибо на этот раз Горбун захватил с собой не только мешок, но даже дротик. В одном месте он нашёл пластинку, прозрачную, как лёд, и твёрдую, как лучший кремень. У неё были грани, как у зелёного стручка. Анаки называли такие пластинки ледяными стручками. Он завернул её в вялые листья и спрятал особо. В другом месте он отыскал несколько каменных зёрен неправильной формы и ярко-синего цвета и засмеялся от удовольствия.
Из этих зёрен посредством кремнёвого сверла, песка и воды он собирался высверлить синие бусы для нового ожерелья. Этим ожерельем он хотел украсить собственную шею в знак совершеннолетия. Ибо он чувствовал себя совершеннолетним, хотя и не прошёл сквозь обряд посвящения и не толкал брачного колеса своей искривлённой грудью. Он выглядел теперь много старше и крепче. Щёки его обросли пухом, редким, но довольно грубым; плечи стали шире, а руки вытянулись и завязались крепкими мускулами. Теперь Дило Лягушонок не стал бы просить, чтобы его приняли в девчонки. Он чувствовал себя мужчиной и даже охотником. Именно поэтому он захватил с собою дротик, который достался ему в наследство от Яррия. Впрочем, это был дротик его собственной работы, ибо в минувшие годы его любимым занятием было чинить и выделывать оружие для своего удачливого друга.
