Ронта уселась у костра. И далеко за полночь, когда Небесный Охотник уже протягивал к зениту свой пламенный Дротик, Ронта, как прежде, сидела над огнём и тихо напевала:
– Как берёшь ты жён? – спросила Рунта.
– Пастью беру, – сказал Дракон.
Глава 14
Солнце только что село, но было светло. Острые зубцы каменной гряды выступали в медном закате, как будто иссечённые кремнёвым резцом небесного мастера Нейра, сына Солнца. Вечернее небо было ясно. Лёгкие тучи собрали свои белые перья все до единого и унесли их на полночь. Но узкие стены Кандарского ущелья стояли тёмные, как будто кого стерегли своими резкими тенями.
Внизу, на подъёме к ущелью, показалась фигура. Она была маленькая, тонкая, нагая; белая она была, как снег, и вся порозовела под ярким отблеском заката. Это была Ронта. Она шла навстречу своему грозному браку.
Сзади на большом расстоянии рассыпались широкой дугой другие фигуры, маленькие и большие, светлые и тёмные. Это были Анаки. Белая жертва шла впереди, и они не дерзали приблизиться. Но они зорко следили глазами за белой фигурой, ибо желали увидеть до конца брачный пир лунного Дракона и жаждали узнать, найдут ли они после кровавого обряда в свирепых глазах жениха прощение и жизнь. Ронта шла, сложа руки на груди, неторопливым шагом. Плечи её сжимались, как будто от холода. Но она не боялась и ни о чём не думала, и только готовилась встретить Дракона вопросом, как Рунта из сказки:
– Как ты жён берёшь, Дракон?..
Уже впереди затемнело широкое устье Кандарского входа. Она стала искать взглядом алые камни глаз Дракона, о которых говорили Анаки, но их не было видно. Лунный Рек, должно быть, скрывался в своём логовище.
В эту минуту наверху каменной стены появилась ещё фигура. Она была такая же чёткая, выпукло-резная, как будто каменная. Но она была живая. Она постояла секунду на гребне, потом стала спускаться вниз, опираясь на копьё.
Анаки завыли от злобы. Ибо это был тот же изгнанник, нечестивый и богохульный Яррий. Он решил довести до конца своё злое дело и пойти наперекор спасению племени. Но сделать они ничего не могли. Яррий был впереди Ронты, в пределах владений Дракона, и даже бросить туда копьё было бы святотатством. Да никто и не дерзнул бы подойти на перелёт копья.
При этих внезапных криках Ронта подняла голову и тоже увидела Яррия. Он прыгал по уступам, с невероятной ловкостью спускаясь в ущелье, наперерез её дороги. Щёки Ронты окрасились лёгким румянцем. Она бросила Яррию взгляд, последний взгляд…
В эту минуту из чёрного ущелья сверкнули две яркие точки, и показалась голова, серая, злая, на вытянутой шее.
Яррий измерил её взглядом холодной ненависти. Это не была голова бога; это была голова огромного зверя. И даже вопреки рассказам Анаков, она не показалась ему чрезмерно огромной.
У Зверь-Горы было такое же темя, только у этого шея была длиннее и зубы иные.
Глаза Дракона светились алым блеском.
– В глаз буду метить, – сказал себе Яррий.
Ронта остановилась. Яррий спрыгнул вниз и сжал копьё.
Голова повернулась и посмотрела на белую жертву и её защитника…
На озере Лоч
Повесть
Глава I
Был ход лосося. Уже третий день она шла несчётными стадами из озера Большого по переузьям и затонам и по извилистому руслу реки Юрата, направляясь в озеро Лоч.
Он двигался плотными рядами, как живая стена, и гнал перед собой воду на ленивой реке, обмелевшей от летнего зноя. Мутные волны пополам с рыбой хлынули через плотины и заколы, издавна забитые Селонами в песчаное дно наперерез желанной добыче, и прорвались вперёд.
Селоны, впрочем, не гнались за передовым отрядом. Ивовые верши и широкие мерёжи, искусно связанные из лыка, во всех рыбных плотинах были набиты битком. Одна за другой на Юрате стояли четыре плотины, в каждой плотине было по двадцать ворот, и перед каждыми воротами лежала, разинув широкую пасть, западня. Рыба входила как будто по приказу. Она не искала еды и не боялась препятствий и лезла вперёд, обезумев от жажды нереста
[6]. Иногда, если мерёжи оставались слишком долго без высмотра, они наполнялись лососем до самого верхнего обруча, и новые ряды, не зная, куда деваться от напиравшего сзади руна, выметывались из воды, вспрыгивали на верхние жерди и на дерновые закраины и шлёпались в вольную воду по ту сторону плотины вниз головою, как утки. Отдельные отряды заходили в боковые ручьи, ничтожные, почти сухие, перебирались с камня на камень боком, как светлые плитки, скользили брюхом в траве, густой и чуть влажной, и всё-таки лезли, сами не зная куда, на верную гибель.
У Селонов было присловие: «Лосось, как камень с горы, назад не вернётся».
Ход рыбы был для племени Селонов великою страдою. Они покидали огулом «Гнездо», раскидистый улей, висевший на тысячах свай, как остров, среди озера Лоч, над тёмной и сонной водой. Они приходили сюда с грудными детьми и собаками, с жертвенным камнем и круглым широким ножом, сиявшим, как пламя, и никогда не тускневшим, и о котором старухи говорили, что он упал сверху, с самого солнца. Они приносили с собой старого Деда, у которого волосы были белы, как перья у лебедя, и ноги не разгибались уже двадцать зим. Его несли на плечах юноши, сменяя друг друга, поочерёдно. Дед считался отцом и хранителем племени, загонщиком дичи, подателем охотничьего счастья.
Кроме Деда у Селонов был ещё Прадед или Предок. Он был сделан из человеческих костей и обёрнут шкурами. Предок обитал в тёмной закрытой каморке над тремя средними сваями большого помоста и остался стеречь покинутый дом и имение. Вместе с ним остался и Помощник, каменный идол, привязанный сверху у дымовой трубы.
На левом берегу Юраты раскинулся лагерь, широкий и весёлый, засыпанный крупной рыбой. Мужчины подтаскивали к берегу мерёжи, как полные мешки, и вываливали рыбу на песок. Девочки и мальчики длинной вереницей таскали её в корзинах, по двое, на круглую площадь, где женщины, сидя на земле, пластали её круглыми, острыми кремнёвыми ножами. На чёрной сушильне рядами висели тысячи распластанных спин. Повсюду валялись головы, кишки, хвосты, – лакомый корм для собак. Но собаки их не ели. Они убежали вверх по реке и там, забредая в Юрату по брюхо, веди рыбную ловлю на собственный страх просто зубами в воде. Они выедали у пойманной рыбы жирную спинку, а голову с костью бросали на песок. Всё это после должны были подобрать лисицы, и шакалы, и хорьки, которые являлись сюда, как в свой осенний склад. И осенью здесь у Селонов было лучшее место для добычи пушного зверя.
