– Но какая же счастливая случайность помешала вам прямо подойти к острову и попасть в руки врага!
– А та случайность, Мэйбл, которой пользуется провидение, чтобы внушить собаке, где искать оленя, а оленю – как уйти от собаки. Нет, нет, все эти хитрости и штуки с трупами могут обмануть солдат Пятьдесят пятого полка и офицеров его величества, но на них не подловишь человека, который всю жизнь провел в лесах. Я плыл по протоке мимо этого мнимого рыболова, и, хотя гады усадили несчастного довольно ловко, для привычного глаза это было сделано не больно-то искусно. Он слишком высоко держал удилище; даже если солдаты Пятьдесят пятого никогда раньше не рыбачили, то в Осуиго они все-таки кое-чему научились; и потом, уж очень он был спокоен для рыбака, у которого рыба не клюет. Мы ведь никогда не подходим к посту вслепую. Бывало, всю ночь пролежишь около гарнизона из-за того только, что там сменили часовых или расставили по-иному секреты. Ни Змея, ни меня не поймаешь на такие жалкие выдумки, да они, вероятно, предназначались для шотландцев, которые в чем другом сами не промах, но отнюдь не мастера разгадывать индейские фокусы.
– А вы не думаете, что отец с его отрядом могут попасться на обман? – с тревогой осведомилась Мэйбл.
– Я сделаю все, чтобы этого не случилось. Мэйбл. Ведь вы говорите, что Змей поблизости, значит, у нас есть двойная возможность предупредить сержанта об опасности! Беда в том, что неизвестно, каким путем отряд вернется сюда.
– Следопыт, – торжественно произнесла наша героиня, ибо страшные сцены, свидетельницей которых она была, придали смерти еще более жуткое обличье, – вы уверяли, что любите меня и хотели бы на мне жениться!
– Я, правда, осмеливался говорить с вами об этом, Мэйбл, и сержант даже недавно сказал мне, будто вы склонны меня осчастливить, но не такой я человек, чтобы докучать той, кого люблю.
– Знайте же. Следопыт! Я уважаю и чту вас; спасите отца от ужасной смерти, и я стану вас боготворить Вот вам моя рука в залог того, что я буду верна своему слову.
– Да благословит вас бог, Мэйбл, боюсь, что я этого не заслуживаю, боюсь, что никогда не смогу оценить вас по достоинству. Но я и без того сделал бы для сержанта все, что могу. Мы с ним старые товарищи и обязаны друг другу жизнью. Но боюсь, Мэйбл, что в глазах юной девушки дружба с ее отцом не лучшая рекомендация!
– Ваши дела, ваше мужество, ваша верность – вот лучшая рекомендация, другой вам и не требуется. Все, что вы говорите, все, что вы делаете, Следопыт, разум мои одобряет, и сердце должно, нет, оно не может не послушаться разума.
– Вот уж не думал не гадал, что меня нынче ждет такое счастье! Но богу видно, что нам на благо, и он защитит нас. Это радостные слова для меня, Мэйбл, однако я и так сделал бы все, что можно сделать при таких обстоятельствах, но, конечно, это и не уменьшит моих стараний.
– Теперь, когда все сказано. Следопыт, – сдавленным голосом проговорила Мэйбл, – не будем терять ни минуты драгоценного времени. Может быть, нам сесть в вашу пирогу и сейчас же отправиться навстречу батюшке?
– Я бы этого не посоветовал. Неизвестно, какую протоку изберет сержант, а их тут по крайней мере двадцать. Можете не сомневаться. Змей уже сейчас по всем шныряет. Нет, нет, мои совет – остаться здесь. Бревна блокгауза еще сырые, их не так-то легко поджечь, а если блокгауз не спалят, я продержусь здесь хоть против целого племени индейцев. До тех пор пока нам удастся уберечь стены от огня, ирокезам меня отсюда не выбить. Сержант, вероятно, остановился на каком-нибудь острове и до утра его нечего ждать. Удержавшись в блокгаузе, мы всегда сможем предупредить его выстрелами, а если он решит напасть на дикарей, что при его характере весьма возможно, исход боя во многом будет зависеть от того, в чьих руках укрепление. Нет, нет, если цель наша – помочь сержанту, здравый смысл подсказывает мне остаться, хотя бежать нам вдвоем не представляло бы большого труда.
– Тогда останьтесь, ради бога, останьтесь. Следопыт! – прошептала Мэйбл. – Все, все, что угодно, лишь бы спасти отца!
– Так оно и должно быть по естеству И я рад, что вы так рассудили, потому, признаться, хочу, чтобы у сержанта была надежная опора. Пока что он отличился, и, если бы ему удалось отогнать негодяев и, спалив дотла хижины и блокгауз, отступить с честью, ему бы это зачлось. Лунди бы это, без сомнения, не забыл. Да, да, Мэйбл, мы обязаны спасти не только жизнь сержанту, но и честь.
– Отец не может быть в ответе за то, что индейцы внезапно напали на остров!
– Как знать, как знать! Военная слава изменчива. Случалось, что делаваров разбивали наголову, когда они вели себя более доблестно, чем в дни своих побед. Делать ставку на успех, и особенно на успех в войне, неразумно. Я не городской житель и не знаю, как смотрят горожане, но в наших краях даже индейцы судят о качествах воина по его военным удачам. Главное для солдата – никогда не терпеть поражения, и мне кажется, люди не очень-то задумываются над тем, каким образом сражение было выиграно или проиграно. Что касается меня, Мэйбл, то я взял себе за правило, стоя лицом к лицу с врагом, не давать ему спуску и, по возможности, не зазнаваться, одержав над ним верх; после поражения об этом говорить не приходится, ведь ничто так не смиряет, как хорошая взбучка. Гарнизонные священники проповедуют солдатам смирение, но если бы одно смирение превращало людей в добрых христиан, то королевские войска давно были бы причислены к лику святых, потому что в этой войне они покамест только получали зуботычины от французов, начиная с форта Кэп и кончая Тайем.
– Батюшка ведь не мог предполагать, что расположение поста известно неприятелю, – сказала Мэйбл, все еще думая о том, как отзовутся последние события на добром имени сержанта.
– Конечно, нет, и не понимаю, как об этом узнали французы. Место выбрано удачно. Даже для тех, кто проделал весь путь сюда и обратно, не так-то легко снова отыскать остров. Боюсь, что кто-то нас предал. Да, да, кто-то несомненно нас предал!
– Неужели это возможно. Следопыт?
– И очень даже просто, Мэйбл; некоторым людям изменить – все равно что закусить. И, когда ,я встречаю болтуна, я не слушаю его красивые слова, а приглядываюсь к его делам; ведь, если у человека правдивая душа и добро на уме, он считает, что поступки лучше за него скажут, чем язык.
– Джаспер Уэстерн не такой! – с горячностью ответила Мэйбл. – Он искренний и прямодушный.
– Джаспер Уэстерн! Можете быть уверены, Мэйбл, что у парня и на языке и на душе нет кривды. Предположения Лунди, квартирмейстера, сержанта, да и вашего дяди на его счет совершенно нелепы. Это все равно что утверждать, будто солнце светит ночью, а звезды – днем. Нет, нет, я готов прозаложить свой скальп, а если понадобится, и ружье за честность Пресной Воды – Да благословит вас бог. Следопыт! – воскликнула Мэйбл, протягивая руку и сжимая железные пальцы охотника с чувством, в силе которого она сама навряд ли отдавала себе отчет. – Вы само великодушие, само благородство! Бог вознаградит вас за это!
– Ах, Мэйбл, боюсь, что если б я действительно был таков, то и мечтать бы не смел о такой девушке, как вы, а предоставил бы какому-нибудь достойному вас дворянину из гарнизона просить вашей руки.
