Маргарита Николаевна, высокая стройная женщина в неизменном темно-сером длинном платье, с волосами, стянутыми в тугой узел, и строгим лицом, обычно немного поднятым вверх, сегодня выглядела несколько надменно. Она поставила пиалу зеленого горячего чая и, перекрестившись, уже хотела уйти, но владыка ее остановил.
– Сделайте одолжение, выпейте со мной чаю, Маргарита Николаевна.
– Благодарю. Я ужинала.
– Тогда присядьте, прошу вас.
Она послушно присела на краешек стула, показывая, что не намерена разговаривать, а просто выполняет распоряжение священноначалия.
– Такое дело, – словно извиняясь, начал владыка Иоанн. – Мне сказали, что в районе порта стали оставлять грудных младенцев. И такие случаи участились. Особенно сейчас, зимой.
Уже начиная понимать, куда клонит владыка, воспитатель и учительница языков – русского, английского и китайского, – Маргарита Николаевна, урожденная графиня Вербова, сурово спросила:
– И что же?
– Сегодня нам с вами предстоит туда пойти, – сказал владыка, все так же виновато улыбаясь. – Вот, посмотрите, я подготовился, – и он вынул из-под стола две бутылки мутной китайской водки.
Графиня удивленно изогнула тонкую бровь.
– Это еще что такое?
– Видите ли, там ходить, да еще ночной порой, небезопасно. Водка будет для нас оружием защиты.
И он со своей детской улыбкой посмотрел в выцветшие, когда-то голубые глаза Маргариты Николаевны.
– Но… почему ночью?
– Морозно, Маргарита Николаевна. Утром ребеночки уже мертвы.
Графиня работала у владыки уже не первый год, вроде привыкла к неожиданному поведению и поступкам архиерея, но сейчас его намерение показалось ей более чем странным.
– Владыка, я должна вам сказать… другие не решаются, но я скажу.
– Да я знаю, Маргарита Николаевна. Самим есть нечего, а тут еще лишние рты. Так-то оно так. Но нельзя и нам терпеть, если такое творится.
– Вот эта каша, – графиня показала на тарелку с овсянкой, которая стояла перед владыкой, – сварена из последних остатков. Завтра детям вообще есть нечего. Как смотреть им в глаза? Что говорить, когда они есть просят?
– Господь не оставит. Все же я прошу вас пойти со мной, Маргарита Николаевна. С грудным ребенком., одному мне не управиться.
– Мое дело – послушание, – прерывающимся голосом сказала графиня и встала.
– Вот и правильно.
Из приюта они вышли, когда стемнело. До портового района добрались без происшествий. Но когда пошли по узким улицам, освещенным лишь луной да редкими кострами, у которых грелись какие-то люди – то ли воры, то ли бездомные, – Маргарита Николаевна почувствовала страх. Владыка же шел совершенно уверенно. Как будто знал, куда именно надо идти.
Вот повернули в какой-то узкий проулок.
Перед ними оказался китаец в стеганом халате. Голова его была обмотана чем-то вроде полотенца. Лицо хорошо видно – редкие усы и бороденка, узкие глаза. Китаец стоял так, что закрывал собой мусорный бак, на котором, как успел заметить владыка, лежал тряпичный сверток.
Китаец недобро улыбался.
Владыка выхватил из сумки, которую нес, бутылку водки.
– Дам тебе, – сказал он по-китайски. – А это возьму себе, – он показал на сверток.
Китаец минуту раздумывал. Протянул вперед дрожащую руку.
Отдав бутылку, владыка подошел к мусорному баку.
Китаец, взвизгнув, убежал в ночь.
– Идите сюда, – позвал Маргариту Николаевну владыка.
Она подошла, раздвинула тряпье. Лунный свет упал на личико младенца.
Она взяла его на руки, прижала к груди.
– Господь нам даровал это дитя, дорогая Маргарита Николаевна.
Графиня не ответила, лишь убыстрила шаги. Страх прошел, но возникло беспокойство за ребенка, – как бы с ним чего не случилось.
На одной из портовых улиц, когда, казалось, они уже миновали самые разбойные переулки, перед ними выросли, словно из-под земли, два человека. Они шли в обнимку и пошатывались. Владыка сразу определил, что это матросы.
– Гляди! Священник! – сказал один.
– И женщина! – сказал другой.
– Новорожденный, – ответил владыка матросам по-английски, поскольку они говорили на этом языке. – Вот, выпейте за его здоровье! – и он вынул вторую бутылку водки из сумки.
– О!
Матросы рассматривали бутылку.
Владыка подошел ближе к ним.
– Ребенку холодно. Торопимся домой, друзья.
Один из моряков обдумал слова владыки и стал снимать бушлат.
– Закутайте!
– Выпьем! – сказал другой. – Его здоровье!
И он ловко откупорил бутылку и сделал несколько глотков прямо из горлышка. Передал бутылку товарищу. Тот повторил то же, что сделал первый, и протянул бутылку владыке.
Владыка взял бутылку и, к ужасу Маргариты Николаевны, тоже сделал глоток из горла.
Отдал ее морякам.
Маргарита Николаевна вернула бушлат моряку.
– Вас не пустят на корабль, возьмите.
Матрос подумал с минуту, взял бушлат и передал подержать товарищу. А сам стал снимать с себя матросскую тельняшку.
Пришлось ее взять, плотнее закутать младенца.
Моряк поднял бутылку над головой и помахал ей, прощаясь, как флагом.
– Счастья!
Больше происшествий с ними не произошло, и они благополучно добрались до приюта.
Утром, после литургии, когда владыка пришел в приют, он сразу понял, что произойдет что-то неприятное, похожее на скандал.
Так оно и случилось.
В вестибюле он увидел Маргариту Николаевну с заплаканным лицом.
– Вас ждут, – сказала она, вытирая глаза платком.
– Кто?
– Все. Собрались в зале.
Уже понимая, что будет крупный разговор, он прошел в зал, где проводились различные торжественные мероприятия. Увидел, что собрались, наверное, все работники приюта.
Он прошел вперед, встав перед ними – маленький, в заплатанной рясе. Ботинки на нем были те, что подарил рикша, – теперь изрядно поношенные, стоптанные.
Владыка снял очки, протер их, надел, глядя детскими своими глазами на сподвижников, которые, похоже, взбунтовались.
– Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Есть нечего, а он еще одного ребеночка подобрал. Так ведь радоваться этому надо, родные мои. У нас появился еще один сын. Что же до продуктов, то они у нас будут, Господь не оставит.
– Да откуда они будут? – грозно сказала повариха Настя. – С неба упадут?
