– Нас учат смиренно ошибки признавать, а сами пример обратный молодежи показывают.
Владыка знал, что отец Потапий давно рвется в настоятели храма и больше того – в архиереи. Но прислали из Европы владыку – и мечты рухнули.
Открыто отец Потапий выступил и на приходском совете, когда было затеяно дело о якобы растраченных не по назначению церковных деньгах.
Но все бы ничего, если бы не этот случай, что произошел уже после закрытия дела в суде.
В воскресенье, после вечерни, владыка вернулся к себе в комнатку. Мать отца Владимира, Софья, принесла владыке обед. Были там обычный суп, овсяная каша, чай, пара ломтиков хлеба.
Владыка потрапезничал, уселся за рабочий стол, как всегда, заваленный письмами. Это была его обычная почта, и вечером он разбирал ее, отвечая на срочные призывы о помощи. Нередко помогали письма, а не только его личный приход к больным.
Внезапно он почувствовал слабость. Подступила к горлу тошнота, выступил обильный пот.
Владыка встал, с трудом спустился по лестнице.
Софья, уже собравшаяся уходить, увидела, что святитель едва передвигает ноги и лицо его в поту.
Владыка выставил руку вперед, успокаивая помощницу.
Дверь в туалет была приоткрыта, Софья видела, что владыку изнурительно рвет. Еду, как всегда, готовила она. Чем же тогда мог отравиться владыка?
Софья решила бежать за доктором.
– Не надо, – остановил ее владыка. – Сейчас все кончится.
Но рвота не кончалась.
– Сейчас, сейчас, – едва слышимым голосом уже шептал владыка.
Софья видела, что владыку рвет какой-то сизой жидкостью.
Наконец рвота прекратилась, и Софья помогла владыке добраться в его комнатку. Хорошо бы ему лечь, но, как и в Шанхае, и в Париже, всюду, где он жил, кровати у него не было. Стояло лишь кресло, в котором он отдыхал.
Она опустила его худенькое измученное тело в кресло.
– Да что же это вы съели? – спросила Софья.
– Ничего.
– Выходит, это я вас отравила?
– Не ты, – по движению губ она поняла, что он молится. – Иди, не беспокойся, – сказал он. – Все уже прошло.
– И врача не надо?
– Не надо.
Софья решила не уходить, боясь, как бы владыке снова не стало хуже. Она вслушалась в его шепот и разобрала:
««И сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, – и Тебе Самой оружие пройдет душу, – да откроются помышления многих сердец».
Софья поняла, что владыка читает из Евангелия, кажется, от Луки – ведь праздник Сретения Господня еще не прошел.
– И все действительно обошлось без врача, – закончил свой рассказ отец Владимир. – И надо еще сказать, что никаких расследований владыка вести не стал. Более того, запретил. А отец Потапий спустя некоторое время уехал в Аргентину, кажется.
Глава четырнадцатая
«Аще не крещен»
[7]
Нагулявшись по городу, Федор и Иван вернулись в отель. Здесь их уже ждал отец Александр.
– А я вас потерял. Идемте, я обо всем договорился, – сказал он. – Как раз до вечери успеем. Федор понял, что речь ведется о крещении Ивана. – Вы с Людмилой Михайловной будете восприемниками. Согласны, Федор? Ну, я и не сомневался. А ты, Ваня, готов?
– Да.
Вчера говорили о крещении с отцом Александром. Батюшка сказал, что в подобном случае, какой у Ивана, есть особый чин «докрещения». Называется он «Аще не крещен». Но и к нему надо серьезно подготовиться.
Ложась спать, он учил наизусть «Символ веры», как обязал его батюшка. Вроде выучил, хотя и нетвердо. Утром решил сбрить свою бороденку и усы.
Еще вчера, войдя в собор, Иван испытал особенное чувство, которого не испытывал ранее. И в Москве Ирина водила его в разные церкви – чаще всего в тот храм, где служил батюшка, который и помог Ирине пристроить брата в эту поездку в Сан-Франциско.
Но в том храме – хотя и было все богато изукрашено, блестело золотом, иконостас до потолка, все своды в росписях, полы выложены мраморными узорами, – все же не ощущалось того благолепия, что здесь, в соборе.
Иван еще не разобрался, в чем именно заключено отличие, но сердце его уже откликнулось, застучало радостно и тревожно.
Он объяснил это тем, что предстоит крещение.
Отец Александр помог ему раздеться до пояса, закатать до щиколоток брюки.
Отец Владимир, которого настоятель благословил крестить Ивана, свершил чин оглашения.
Иван отрекся от сатаны и «от всех его дел и всех его ангелов, всего его служения и всей его гордыни».
Трижды твердо ответил священнику, что «сочетается со Христом».
«Символ веры» он прочел и ни разу не споткнулся.
Отец Владимир в белом облачении – строгий, торжественный, совсем не такой, каким сидел вчера с ними за одним столом в отеле, – был для Ивана кем-то вроде посланника небес. А может, так было на самом деле.
Позади священника светились дивные иконы Иоанна Предтечи, того, что крестил Самого Иисуса Христа; Богоматери; крылатого Ангела с меч ом, опущенным вниз.
И какое-то новое, ранее совсем неведомое чувство все сильнее завладевало Иваном.
После молитв отец Владимир, свершив помазанием маслом, окунул склоненную голову Ивана в купель.
– Крещается раб Божий Иоанн во имя Отца… Аминь, – и погрузил голову Ивана второй раз. – И Сына… Аминь. – И в третий раз опустил голову в купель. – И Святаго Духа…. Аминь.
Помазали Ивана миром, надели крест, приобретенный отцом Александром здесь, в соборе, и стал Иван Иоанном – православным христианином. Уже не по словам сестры Ирины, а по действительному крещению.
Поздравили Ивана все, кто был рядом. Хотели вернуться в отель, но Иван попросил отца Владимира:
– А можно остаться? Я хотел бы все получше рассмотреть. Очень красиво.
– Пожалуйста. Собор расписывал архимандрит Киприан, лучший наш иконописец, – отец Владимир перекрестился. – Теперь его нет с нами. Если хотите, я немного расскажу о нем.
Возражений не было, и отец Владимир повел гостей и иконе святых царских мучеников – ведь отец Киприан был первым, кто написал икону царя
Николая II и его семьи, ставшую канонической во всем православном мире.
* * *
Отец Киприан любил собирать грибы. Хорошо идти хвойным лесом теплым днем и чувствовать благодать Божью. Запахи трав, хвои, посвист птиц, игра света и тени меж высоких дерев, – что может быть лучше для покоя души?