Вместо этого он удвоил свои усилия, ощутив мощную волну удовлетворения, когда она, прижавшись к его рту и крича, излилась с такой силой, что он почувствовал языком ее спазмы.
Долго еще он лежал меж ее восхитительных бедер, целуя и гладя ее и в то же время продолжая сражаться с сильнейшим желанием войти в нее. Хватит ли ему смелости попросить ее вновь сделать то, что она сделала для него в повозке? И сможет ли он сохранить над собой контроль, если она это сделает?
Потому что ему уже было недостаточно, чтобы она просто удовлетворила его рукой. Да и тогда этого было слишком мало. Достигнув вершины, он будет хотеть Лизетт вновь и вновь, пока не сделает ее своей. Именно поэтому ему следовало немедленно покинуть постель.
Однако соблазн ощутить прикосновение ее рук был слишком силен, чтобы перед ним устоять. Лежа рядом с ней, он сбросил подштанники, после чего сомкнул ее пальцы на своем члене.
К его удивлению, Лизетт воспротивилась этому.
– Нет, – прошептала она. – Я хочу ощутить тебя в себе.
– Я этого не сделаю, – произнес он сдавленно. – Если ты не хочешь меня удовлетворить – хорошо, но я не стану забирать твою невинность.
Выражение ее лица стало упрямым.
– Не станешь, да?
Стремительным движением она прижалась животом к его члену, а затем начала волнообразно двигаться.
– Проклятье, Лизетт, – скрипнул он зубами, ощутив, что его член становится каменным, – ты играешь с огнем.
– Я не играю. Я борюсь. Я хочу, чтобы ты забрал мою невинность. Только ты.
Максимилиан попытался отползти от нее, но она вцепилась ему в бедра и добавила с отчаянием в голосе:
– Клянусь, Макс, это – единственная вещь, о которой я тебя попрошу. Мне не нужно обещание брака – я знаю, что ты не можешь этого предложить. Я хочу лишь этот один раз с тобой. И ты этого тоже хочешь. Я это знаю.
– Ты заслуживаешь лучшего, – сказал он хрипло, беспомощно прижимаясь к ее бархатному животу. – Ты заслуживаешь всего.
– А ты уверен, что я его получу? Даже если я найду мужчину, который будет со мной, – как ты можешь быть уверен, что он станет хорошо со мной обращаться? Я могу потерять невинность с мужчиной, который окажется бессердечным или жестоким.
Максимилиан закрыл глаза, однако от этого стало еще хуже, потому что теперь он видел сказанное ею с безжалостной четкостью. Видел какого-то осла, который в лучшем случае будет принимать ее как должное, а в худшем – и вовсе причинять ей боль. И который практически гарантированно никогда не будет ценить ее так, как ценил он.
– Однако, – добавила она страдальческим шепотом, – возможно, для тебя это ничего не значит.
Его глаза распахнулись.
– Ты, черт возьми, прекрасно знаешь, что значит. – Девчонке хорошо было известно, как сильно на него влияет убеждение с помощью логических аргументов, а не слез и уговоров, и она беззастенчиво этим пользовалась. – Ты играешь нечестно.
– Я играю настолько же честно, как и ты, научивший меня желанию, а теперь ждущий, что я забуду, как тебя желаю, как нуждаюсь…
Он страстно поцеловал ее в попытке заглушить ее слова. Но это не помогло, потому что он тоже в ней нуждался. И дерзкая, соблазнительная девчонка это знала.
Перекатившись, Максимилиан оказался на ней.
– Будь ты проклята, Лизетт, – прорычал он. – Осыпая ее яростными поцелуями, он раздвинул ей бедра своими коленями. – Будь ты проклята, – повторил он хрипло, прижавшись своими губами к ее и найдя ее шелковистый вход. – Ты не угомонишься, пока полностью мной не овладеешь…
– Да… mon cœur…
Слушая, как эти нежные слова эхом отдаются в его ушах, он плавно вошел внутрь нее.
Сердце Лизетт наполнилось ликованием. С трудом веря, что она победила, девушка облегченно прижалась губами к его рту. Она победила, а он не оставил ее. Это означало, что она действительно была ему небезразлична. Означало, что, несмотря на все его слова о том, что им следует делать и чего не следует, несмотря на все его условия и правила, он испытывал к ней глубокие чувства.
Она наконец заполучила его.
Однако, похоже, Лизетт поймала тигра за хвост, потому что внутри нее он ощущался толще, тверже, туже и гораздо больше, чем она ожидала.
– О боже, Лизетт, – прошептал он. – Ты, черт возьми, просто восхитительна.
– Как… и ты, – сумела выдавить она, говоря себе, что это лишь чуть-чуть неправда.
Ощущать вес его тела, силу рук, его волосы, касавшиеся ее щек каждый раз, когда он целовал ее лоб, губы или шею, действительно было чудесно.
Прекратив продвигаться внутри нее, Максимилиан отклонился назад, чтобы посмотреть на Лизетт. В его глазах читалась какая-то дьявольская веселость.
– До этого времени ты мне еще не лгала, дерзкая девчонка. Вот и сейчас не начинай. Я знаю, что для тебя это не может быть комфортно. – Вновь наклонившись к ней, он прошептал: – Потому представь, что мы плывем с тобой вдвоем на моей личной яхте по Средиземному морю в прекрасный летний день.
Лизетт слегка расслабилась, и он скользнул в нее глубже.
– Вот, – прошептал он. – Представь, что солнце нагревает нашу кожу. Представь, что мы бездельничаем целый день, кормя друг друга апельсинами и распивая вино.
Закрыв глаза, она представила это и расслабилась еще немного. Он ввел свой braquemard еще глубже, однако теперь это почему-то было менее… некомфортно.
– Теперь лучше? – спросил он хрипло.
– Немного, – сказала она, и в этот раз ее слова были правдой.
Он кивнул.
– Держись за меня, дорогая. В начале плавания море будет неспокойным, но как только ты привыкнешь к качке, все станет гораздо лучше, чем ты можешь даже себе представить.
– Очень на это надеюсь, – ответила она игриво, заставив его рассмеяться.
И тогда он вошел в нее с силой. Глаза девушки распахнулись, и она схватила его за руки. Но боль была не сильнее щипка и длилась очень недолго. Она была даже слабее, чем та, которую описывала маман.
Максимилиан остановился, целуя и лаская ее, пока она не отпустила его руки.
– Все в порядке?
Сглотнув, она кивнула.
И лишь после этого они занялись любовью по-настоящему. Осыпая ее шею нежными поцелуями, он входил в нее и выходил обратно длинными, медленными движениями, которые сначала казались неуклюжими, затем – интересными, а еще чуть позже стали наполнять ее теплом.
Это было моментом самой сладостной близости.
Его напоминавший тлеющие угли взгляд делал эту близость еще более сладостной, хотя ничего не менялось, даже если Лизетт отводила взгляд. Потому что она все так же слышала его прерывистое дыхание, все так же ощущала едва уловимый аромат одеколона, смешивавшийся с запахом настоящего самца, и все так же чувствовала его сильные движения внутри себя, которые ускорялись, с каждым разом становясь все приятнее.
