– Это проблема? – спросил он резко.
– Я просто подумал, что вы должны знать, что это может занять некоторое время. Мадам настаивает, что вам нужна свежая вода, а нагреется она не сразу. Если вам действительно нужна свежая вода.
Максимилиан был в замешательстве.
– Разумеется, я предпочитаю свежую воду. Что-нибудь еще?
Дворецкий закатил глаза так, словно имел дело с кем-то чрезвычайно забывчивым.
– Во Франции жены и мужья часто моются в одной воде, мистер Кейл. Я забыл, что вы, англичане, можете быть… брезгливыми.
Максимилиану в голову пришло сразу три мысли. Во-первых, он забыл, что они с Лизетт были якобы женаты. Во-вторых, он забыл, что слуги не знали о его герцогском титуле. И в-третьих: неужели люди действительно мылись в одной и той же воде?
Однако прежде, чем он даже успел осознать, что в мире возможно что-то столь возмутительное, в дверях появилась Лизетт, проинформировавшая дворецкого, что лучше бы ему поскорее организовать ванну со свежей горячей водой, иначе Видок лично оторвет ему голову. Дворецкий высказал все, что думал по поводу англичан и их глупостей, в ответ на что Лизетт высказала все, что думала о нем.
Впрочем, Максимилиан перестал обращать внимание на их разговор в ту же минуту, когда заметил, как идеально пеньюар облегал соблазнительную фигуру Лизетт. Ее волосы были обернуты полотенцем, однако несколько локонов выбились, обрамляя ей шею и заставляя девушку выглядеть еще восхитительнее, чем обычно. И, о боже, она пахла цветами.
Впрочем, она всегда пахла цветами. И это заставляло его желать ее вновь и вновь.
Судя по всему, из их спора с дворецким победительницей вышла Лизетт, поскольку слуга отправился выполнять ее распоряжение. Девушка взглянула на Максимилиана.
– Ты нашел что-нибудь в бумагах Тристана?
– Нет.
Это все, что он смог произнести. Перед его глазами все еще стоял образ обнаженной Лизетт.
К счастью, она, похоже, не осознавала, какое наслаждение ему доставляет вид ее полураздетого тела.
– Этого я боялась. Будем надеяться, что Видок выяснит что-нибудь в Sûreté.
– Да, будем надеяться.
– Что ж, тогда я пойду вздремну. Приятного купания.
– Лизетт! – позвал он ее, увидев, что она уходит.
Замерев, она обернулась.
– Что?
– Семейные пары во Франции и правда моются в одной и той же воде?
На лице девушки появилась самодовольная улыбка.
– Во Франции, в Англии и, вероятно, еще в половине стран Европы, ваша милость. Это позволяет не тратить лишнее время на нагрев и таскание ведер с водой. Причем речь не только о парах. Иногда целые семьи моются в одной и той же воде.
– Господи боже, – пробормотал он. – Это… Это…
– Отвратительно? Да. Радуйся, что слуги Видока делают скидку на то, что ты – «брезгливый англичанин». – Девушка весело рассмеялась. – В том, что касается купания, я сама «брезгливая англичанка».
– Жаль, – сказал он быстро, прежде чем она вновь начала уходить. Увидев в ее глазах насмешку, он окинул ее тело жарким взглядом. – Мне могло бы понравиться разделить купание с тобой.
Она моргнула, и ее щеки залились краской.
– В таком случае очень жаль, что тебе вряд ли представится такой шанс.
С этими словами девушка вышла. Ее спина была негнущейся, однако Максимилиан достиг своей цели.
Если он не мог завоевать Лизетт здравым смыслом, то он завоюет ее соблазнением. Она была чувственной девушкой, желавшей его. И он не сомневался, что этого будет достаточно для того, чтобы в конце концов заставить ее за себя выйти.
Впрочем, в тот момент ему было от этого не легче. Она скрылась в своей спальне, а он вновь остался в одиночестве, не имея возможности удовлетворить свое желание. Сдержав вздох, Максимилиан вернулся через внутренний двор в дом Видока, где его ждала ванна, подготовленная двумя слугами, которые оказались более учтивыми, чем дворецкий.
К тому моменту, когда Максимилиан закончил купаться, он уже умирал с голоду. К счастью, повар Видока, похоже, хорошо относился к англичанам. Он дал ему целый поднос хлеба, сыра и фруктов, который Максимилиан взял с собой в квартиру Бонно, чтобы разделить трапезу с Лизетт.
Обнаружив ее спящей, герцог судорожно вздохнул. Как же соблазнительно она выглядела во сне, со своими изящными руками, подложенными под щеку, волосами, разметавшимися по подушке, и алебастровой кожей на плече, с которого соскользнул пеньюар!
Больше всего на свете Максимилиану хотелось ласкать девушку так же, как ее ласкали плясавшие лучи закатного солнца. Хотелось забраться прямо к ней в постель и разбудить ее долгими ленивыми поцелуями.
Но ей нужно было поспать. Нельзя было сказать, когда такой шанс представится им в следующий раз. Все зависело от того, что удастся выяснить Видоку.
Так что он отправился в небольшую гостиную, где оставил поднос с едой, и, сев за маленький столик, начал ужинать. Вскоре приехал Видок.
Француз присоединился к нему за столом.
– Где Лизетт?
– Спит. Она устала.
– Вы сказали ей правду? – спросил Видок.
Тон Максимилиана стал холодным:
– Да.
– И как она это приняла?
– Лучше, чем я ожидал, – ответил герцог с ледяными нотками в голосе.
Откинувшись на спинку стула, Видок смотрел на него до неприятного пристальным взглядом.
– Вы уложили ее в постель?
Максимилиана охватил сильнейший гнев.
– Это не ваше чертово дело.
– Значит, уложили.
Сжав кулаки, герцог встал.
– Послушайте меня, Видок. Если вы когда-либо скажете кому-нибудь хоть одно слово о своем возмутительном предположении…
– Я никогда бы не причинил вреда ее репутации. – Он посмотрел на Максимилиана тяжелым взглядом. – Но не уверен, что могу сказать то же самое о вас.
Максимилиан покраснел, чего с ним не случалось никогда. С другой стороны, он никогда еще не беседовал с человеком, бывшим, по сути, отцом женщине, которую он только что уложил в постель.
– Я предложил ей выйти за меня.
– Правда?
Странно, но голос Видока совсем не казался удивленным.
– Она меня отвергла.
На лице сыщика появилось задумчивое выражение.
– А вот это – неожиданно.
– С ней приходится ожидать неожиданного, – произнес Максимилиан резко. – В жизни еще не встречал настолько непредсказуемой женщины.
– Она любит ходить своими путями. – Видок жестом указал на стул, и герцог с неохотой опустился на него. – Но вы всегда можете рассчитывать на ту слабость, которую она питает к безнадежным предприятиям. А вы – одно из них, ваша милость.
