Любопытство Дика вспыхнуло, как спичечная головка. Он склонился над страницей. Последовательность прямоугольников образовывала нечто вроде большой буквы «Г». Прямоугольники пересекались синими и красными линиями, очевидно нанесенными цветными карандашами.
Дик почувствовал вибрацию почвы; у него из-за плеча протянулась рука и захлопнула крышку ящика. Обернувшись, Дик увидел разъяренную физиономию Чокнутого Сэма.
«Ты такой же, как все, парень – суешь свой нос, куда не следует! – рявкнул Сэм. – Невозможно отвернуться – тут же кто-нибудь начинает шпионить и разнюхивать…»
«Я ничего такого не делал! – воскликнул Дик. – Я просто открыл ящик, чтобы…»
«Не выдумывай! – ревел Сэм. – Не получится! Залезай на скамью – мы возвращаемся в обсерваторию, и дело с концом!»
Обиженный Дик угрюмо взобрался на скамью. Сэм был уверен в том, что Дик шпионил за ним, а гордость не позволяла Дику оправдываться. Он засунул пурпурный самоцвет в поясную сумку и крепко схватился за скамью.
Дюзы выплюнули молчаливое голубое пламя, баржа поднялась над уступом и опасно наклонилась над пропастью – у Дика сердце ушло в пятки.
Сэм повернул главный клапан, потянул на себя ручку управления – аппарат воспарил над плоскогорьем Бакстера.
На полпути обратно к обсерватории Сэм, глядя прямо вперед, неожиданно нарушил молчание: «Может быть, ты заметил в ящике кое-какие каракули».
«Заметил, – сухо отозвался Дик. – На листке бумаги».
«Ну, я просто кое-что вообразил и сделал набросок, – сказал Сэм. – Это ничего не значит. Вообще ничего. Ты понял?» Он ожидающе замолчал, но Дик ничего не ответил.
«Ты меня слышал?» – тревожно переспросил Сэм.
«Да, я вас слышал».
«Но ты ничего не говоришь».
Дик пожал плечами: «А что я могу сказать? Вы сказали, что я за вами шпионил. А теперь говорите, что, даже если я что-то случайно увидел, это ничего не значит».
«Вот именно, вообще ничего. Так или иначе, – голос Сэма стал басовитым и жестким, – на Луне излишнее любопытство может дорого обойтись. Ты меня слышишь?» Сэм оглянулся, причем голова его удивительным образом повернулась почти на сто восемьдесят градусов, как у попугая.
Несколько долгих секунд Дик смотрел в морщинистое лицо оттенка влажного песка. Ему показалось, что где-то в глубине бледно-серых глаз Чокнутого Сэма перемигивались фосфоресцирующие электрические искорки. По спине Дика пробежал холодок – словно кто-то наполнял трубку ледяной водой.
Сэм угрожающе переспросил: «Ты меня понял, парень?»
«Да, – сказал Дик, – я понимаю, чтó вы говорите». При этом про себя он подумал: «Но это не значит, что я чему-нибудь поверил».
VII. Идеальное преступление
Доктор Мердок вернулся в салон и бросил на прилавок буфета шерстяные перчатки, которые он носил под рукавицами скафандра. Посмотрев вокруг, он заметил Дика, тихо сидевшего у окна. Отец подошел к сыну, пододвинул стул и сел: «Не ожидал, что ты вернешься так скоро».
«Вернуться поскорее решил Сэм, я тут ни при чем», – слегка смутившись, отозвался Дик.
Доктор Мердок наклонил голову набок, искоса бросив на Дика оценивающий взгляд: «Тебе не удалось поладить с Сэмом?»
Дик пожал плечами: «Удалось, более или менее». Он замолчал. Доктор Мердок терпеливо ждал – длительный опыт подсказывал ему, что Дик рано или поздно сообщит подробности.
Дик опустил руку в карман. «Мы много чего видели, – сказал он. – Большинство достопримечательностей Сэм назвал в свою честь».
Доктор Мердок рассмеялся: «Я слышал о стремлении Сэма навечно запечатлеть свое имя на Луне. Ты что-нибудь нашел?»
Дик передал отцу пурпурный кристалл. Доктор Мердок наклонился, присмотрелся, присвистнул: «Что это может быть?»
«Не знаю».
«Никогда ничего подобного не видел. Разве Сэм не сумел назвать этот камень?»
«Сэм его не видел». Дик рассказал, каким образом он нашел самоцвет, а также о происшествии с ящиком для инструментов. «Так что у меня не было возможности показать ему кристалл – что бы это ни было».
«Рубины – красные, сапфиры – синие, изумруды – зеленые, – размышлял вслух доктор Мердок, – но за исключением аметистов, а они обычно очень бледные, я ничего не знаю о пурпурных кристаллах. По меньшей мере никогда не видел огненных пурпурных камней такого насыщенного оттенка, – он протер самоцвет рукавом. – На следующей неделе мне нужно будет слетать на Землю на несколько дней. Не могу взять тебя с собой, но возьму этот камень и попрошу его оценить. Вполне может быть, что это большая редкость, и у тебя будет кругленькая сумма на банковском счету».
«Если это на самом деле драгоценность, – с энтузиазмом предположил Дик, – может быть, мы обнаружим еще такие же. Уверен, что смогу найти тот уступ, где я его добыл».
«С этим придется подождать, пока я не вернусь с Земли. Тогда, наверное, мы сможем снова посетить Бездонную Яму Бакстера».
Дик смотрел в окно, на огромный полумесяц Земли. «Когда ты улетаешь?» – довольно-таки тоскливо спросил он.
«Примерно через неделю. Сегодня утром пришла радиограмма совета попечителей. Придется торопиться, я буду занят сверх головы – иначе я взял бы тебя с собой. Меня подберет по пути с Венеры „Австралийская звезда“. По словам капитана Франкетти, всем кораблям теперь приказано молчать в эфире после вылета и прокладывать курс поодаль от обычных маршрутов».
«Я хотел бы полететь с тобой», – сказал Дик.
Доктор Мердок рассмеялся: «В следующий раз. И мы проведем на Земле целый месяц. Не беспокойся, Земля никуда не пропадет. А теперь мне пора сменить профессора Декстера у Глаза. Мы готовим новый комплект фотографий сектора Вóрона, – он поднялся на ноги. – Хочешь пойти со мной? Если ты намерен стать астрономом, тебе не помешает знать, как пользуются телескопом».
Дик тоже поднялся; они зашли в прихожую, надели скафандры и направились к телескопу по дну кратера.
Следующая неделя прошла без особых происшествий и, с точки зрения Дика, очень быстро. Он изучал стены кратера вокруг обсерватории – взяв с собой геологический молоток, постукивал по скалам и откалывал образцы породы, казавшейся ему любопытной, но не нашел ничего интереснее больших золотистых кубиков пирита.
Часть каждого дня он проводил у телескопа и, кроме того, примерно час занимался в библиотеке. Львиную долю материалов библиотеки составляли фотографические пластины – сотни тысяч черных квадратов, усеянных изображениями звезд. Книгам для развлечения персонала обсерватории придавалось гораздо меньшее значение. Здесь же хранился десятитомный «Новый универсальный каталог звезд», которому Айзель Бэйер посвятил двенадцать лет жизни – причем этот труд, по словам самого Бэйера, никак нельзя было считать завершенным: «Каждый раз, когда фотографическая пластина покидает „темную комнату“ Декстера, мне предстоит еще три дня работы. Смотри! – он подошел к столу, поднял две пластины и передал их Дику. – Это фотографии одного и того же сектора неба, сделанные с одинаковым увеличением. Замечаешь разницу?»
