Дик пожал плечами: «У меня есть подозрения».
Отец взглянул на него с сомнением: «Подозрения – еще не доказательства. Но я готов тебя выслушать».
Дик неуверенно изложил свои расплывчатые соображения. Отец нахмурился: «Нельзя судить о человеке или обвинить его в преступной деятельности только потому, что он странно выглядит. На таком основании три четверти населения обитаемых планет можно было бы упрятать за решетку».
Ускорение прекратилось – от неожиданной невесомости у Дика закружилась голова. Через несколько секунд в салон заглянул Калкинс: «Капитан Джагг вызвал обсерваторию, они пришлют челнок, чтобы забрать вас на Луну».
Доктор Мердок поднялся на ноги: «Мы оторвались от пиратов?»
«Ну да. Они сдались минут десять тому назад и повернули в сторону Кладбища».
Отец Дика облегченно вздохнул: «Ну хорошо. Может быть, я проживу достаточно долго, чтобы познакомиться с внуками». Он строго взглянул на Дика: «Но у меня не будет такой возможности, если ты впредь не постараешься вести себя осторожнее».
Дик повесил нос – что он мог на это сказать?
«Кстати! – продолжал доктор Мердок. – Я отнес твой пурпурный кристалл к ювелиру-оценщику. Он считает, что камень, несомненно, стóит очень дорого, но точную цифру назвать не смог, потому что, по его словам, это единственный в своем роде самоцвет, он таких еще не видел. Он продаст его в качестве твоего посредника и перечислит вырученную сумму на твой счет».
Дик кивнул, не испытывая особого интереса. В данный момент деньги казались ему чем-то несущественным.
Через полтора часа Сенд встретил их на борту челнока. Реактивную баржу Чокнутого Сэма привязали к наружной платформе, после чего они вернулись в обсерваторию без дальнейших происшествий.
Дик бросился в постель и проспал почти целые сутки. Когда он проснулся, мышцы все еще болели от напряжения, вызванного тройным ускорением. Он принял душ и лениво оделся. Когда он собрался уже пойти в салон, в комнату заглянул его отец: «Я думал, ты никогда не вылезешь из постели… Как ты себя чувствуешь?»
Дик зевнул: «Устал».
Доктор Мердок рассмеялся: «Добротный завтрак все исправит – будешь как новенький».
Они вместе спустились по лестнице. Доктор Мердок сказал: «Я расспросил почти всех работников обсерватории. Естественно, никто не признаётся в том, что посылал шифрованные сообщения, и никто ничего не знает о том, почему тебя заперли в библиотеке. Бэйера чрезвычайно раздражает разбитое стекло шкафа в библиотеке».
«Да, – отозвался Дик, – я знаю. Он страшно ругался, когда открыл дверь и заглянул внутрь».
Доктор Мердок едва сдержал усмешку: «Ну, теперь все это в прошлом – и, надеюсь, останется в прошлом. Я тоже устал от волнений – из-за них я раньше времени поседел. По всей видимости, правительство наконец начинает принимать всерьез возникшую ситуацию. Сегодня снова прибудет капитан Франкетти – насколько я понимаю, на этот раз он привезет с собой ооновских следователей».
Дик застонал: «И мне придется все рассказывать снова?»
«Скорее всего два или три раза, – доктор Мердок строго взглянул на сына. – И ты вполне заслуживаешь такую судьбу, с твоим непомерно развитым любопытством. А теперь пойдем, посмотрим, чем нас угостит на завтрак Док Моул».
Допрос с участием ооновских следователей более чем оправдал опасения Дика. Следователей было трое, причем один из них ненавязчиво включал и выключал магнитофон.
Их особенно интересовали переданные по радио сообщения, перехваченные Диком, и ему пришлось три раза повторять историю регистрации и расшифровки этих сообщений. Когда ему окончательно надоело рассказывать одно и то же, Дик спросил: «Разве вы не можете прослушать сообщения сами?»
«Что ты имеешь в виду?»
«Разве все сообщения, переданные по космическому радио, не записываются мониторами на искусственных спутниках Земли?»
«Записываются – и сообщения, о которых ты говоришь, особенно интересуют нас именно потому, что они никогда не были записаны».
Дик моргнул в замешательстве: «Это странно!»
«Действительно, очень странно!» – следователь сосредоточил на лице Дика взгляд, который показался Дику излишне пронзительным.
Дик натянуто произнес: «Конечно, я не могу доказать, что слышал эти сообщения. И – учитывая тот факт, что эти сообщения никогда не были зарегистрированы – я хорошо понимаю, что вы подозреваете меня…»
Следователь рассмеялся: «Нет, Дик, мы не подозреваем, что ты – Василиск. Я просто хотел бы убедиться в том, что… как бы это выразиться? Что у тебя не разыгралось воображение».
«Ничего подобного», – сухо обронил Дик.
«Кто, по-твоему, передавал сообщения?»
«Не имею представления. По меньшей мере не могу никак подтвердить свои подозрения. Это всего лишь… подозрения».
«Мы хотели бы знать, однако, кого и почему ты подозреваешь».
Дик помолчал. До сих пор он рассказывал о фактических обстоятельствах дела, в то время как его гипотезы не имели под собой практически никаких существенных оснований. Дик выпалил: «Это просто интуитивные догадки, о них даже говорить не следует. Я никак и ничем не могу их подтвердить».
Следователь кивнул: «Мы сами время от времени руководствуемся интуитивными догадками. Впоследствии обычно оказывается, что интуиция оправдывается действительностью. Разумеется, мы не подозреваем человека в убийстве только потому, что он выглядит, как злодей из кинофильма – все мы понимаем, что это было бы смехотворно. Внешность чаще всего обманчива. Тем не менее иногда преступник обнаруживает себя малозаметными деталями – реакцией на то или иное слово, спокойствием в то время, когда от него следовало бы ожидать волнения – в совокупности такие детали могут говорить о многом. Ты же понимаешь».
Дик кивнул.
«Я хочу, чтобы ты отдохнул и подумал. Попробуй нащупать факты, которыми могли бы объясняться твои догадки. Такие факты могут существовать или не существовать, вспомниться или не вспомниться. Но если ты о них вспомнишь, я хотел бы, чтобы ты пришел ко мне и сообщил о них. Это понятно?»
«Понятно».
«Хорошо. Пока что интервью закончено».
Дик вышел из салона, где следователи проводили допрос, и прогулялся по трубам-переходам, соединявшим корпуса обсерватории. В столовой он встретил Хачингса.
Хачингс, тщетно пытавшийся выпросить у Дока Моула еще кусок пирога, был в отвратительном настроении. «Теперь ты у нас герой, задрал нос, а? – пробормотал он, едва раскрывая рот. – Со мной этот номер не пройдет, голубчик Дик – или я тебя так проучу, что долго не забудешь». Хачингс зажег сигарету и выпустил в лицо Дику струю вонючего дыма, после чего презрительным щелчком пальцев перебросил через плечо Дика потухшую спичку. Как раз в этот момент Док Моул наблюдал за происходящим из кухни. Яростно взревев, повар выбежал с мясницким ножом в руке.
