Теперь оставалось только ждать. Дик осторожно сел на пол. Через несколько секунд он поднял руку и выключил фонарь на шлеме.
Шло время. Дик, скорее всего, задремал. Но встрепенулся, ощутив какую-то срочную необходимость проснуться. Поглядев по сторонам, он ничего не увидел – вокруг был непроницаемый мрак. Охваченный порывом необъяснимого страха, Дик уже поднес руку к переключателю фонаря, но задержался.
Две желтые светящиеся точки появились на блестящей черной стене. Дик изумленно наблюдал за происходящим. Какие-то насекомые? Электричество? Он моргнул. Светлые точки находились по другую сторону стены. Дик нервно включил фонарь на шлеме.
Огоньки исчезли – перед ним была только глухая черная стена. Дик нерешительно выключил фонарь; желтые светящиеся пятнышки появились снова. Теперь они стали крупнее; в них, по всей видимости, были небольшие темные центры. Дик смотрел на них, завороженный. Глаза Василиска – за стеной!
Его мышцы снова начинал стягивать паралич. С огромным усилием Дик заставил себя отвернуться и не смотреть в глаза Василиска; сжимая зубы, он боролся с давлением огромных золотистых глаз. «Все это происходит только у меня в уме, – отчаянно шептал себе Дик. – Это гипноз, и он работает потому, что я боюсь… Нет ничего сверхъестественного, это всего лишь живое существо…»
Дик заставил себя снова взглянуть на черную стеклянную стену; золотые глаза за стеклом уставились на него с нечеловеческим безразличием, как глаза рыбы, смотрящей через стенку аквариума.
Дик смотрел в эти глаза, сосредоточив всю волю, все свои психические ресурсы. Пошатываясь, он поднялся на ноги – и внезапно понял, что преодолел противника, что Василиск потерял способность замораживать его взглядом. С учетом сложившихся обстоятельств, это была своего рода победа.
Золотые глаза не двигались и не мигали, глядя на Дика с бесстрастным отчуждением, превосходившим всякую человеческую злобу. Дик чувствовал себя, как мотылек перед глазами паука.
Помещение за стеклянной стеной камеры начало заполняться светом. Силуэт Василиска стал принимать довольно-таки пугающую форму – широкополая шляпа с низкой тульей, странное лицо, костлявая фигура, закутанная в черный плащ.
Наушники в шлеме скафандра Дика щелкнули; прозвучал голос: «Не знаю, почему я позволил тебе жить так долго».
Дик ничего не ответил. Металлический голос четко выговаривал слова. Дик пытался вспомнить: где он слышал этот голос раньше? С чувством, похожим на удивление, он продолжал смотреть в золотистые глаза с блестящими черными точками в центре.
«Ты нарушил мои планы. Пришел за мной шпионить. Ты сделал больше, чем любое другое человеческое существо, чтобы нанести мне ущерб и причинить мне неудобство».
Дик напряженно спросил: «Откуда вы знаете?»
Василиск игнорировал вопрос: «Буду рад увидеть, как ты умрешь. А после тебя – твой отец».
«Но почему? – выпалил Дик. – Почему вы хотите убить моего отца? Чтó он вам сделал?»
«Он препятствует моим планам».
«Следующий главный астроном тоже воспрепятствует вашим планам. Вам придется убивать их всех, одного за другим – а вы не можете так поступить. Потому что рано или поздно Космический Флот положит конец всем вашим планам».
«Космический Флот беспомощен. В космосе есть только один флот – мои корабли. И других не будет, – голос Василиска стал еще более металлическим и резким. – У меня есть надежная база, лунная обсерватория – под моим контролем. Земные корабли боятся появляться в моей сфере влияния, они уже почувствовали мою власть. Я завладею планетами этой системы. Миллионы людей умрут. Миллионы людей будут порабощены».
Дик начинал понимать, что мозг существа, с которым он говорил – кем бы ни было это существо – повредился. Василиск был не в своем уме.
«Планы подготовлены, – продолжал Василиск. – Твое тело не успеет остыть, когда вылетят мои корабли».
«Вылетят – куда?» – Дик не мог не поинтересоваться.
«На Марс, к Персеверину. Я сотру этот город с лица Марса огнем, убью – убью их всех… – голос становился громче. – Все богатства рудников Марса станут моими, все изделия марсианских цехов станут моими!»
«А зачем вам все это нужно? – воскликнул Дик. – Вы не сможете потратить деньги. Люди никогда не причиняли вам никакого зла».
«Они познáют мою власть, подчинятся моей воле. Сначала Персеверин, потом весь Марс и вся Венера, а потом – кто знает? Возможно… – Василиск прервался и слега наклонился вперед, словно для того, чтобы еще пронзительнее сосредоточить взгляд золотистых глаз на Дике. – В твоем маленьком примитивном мозгу бродят примитивные мысли. Ты думаешь, что Василиск сошел с ума, что он помешался. Так слушай же! Ты не знаешь, что такое разум! В ближайшем будущем люди будут руководствоваться только моими пожеланиями, как миллиард часовых механизмов, подчиняющихся перемещениям Солнца. Люди будут говорить: «Так повелел Василиск – мы выполним его пожелания». И это будет правильно. Они будут говорить: «Вот как это делалось раньше, но Василиск вмешался, и теперь так делать нельзя, теперь это безумие. Только Василиск разумен, только Василиск нормален, только Василиск знает, чтó и как нужно делать».
Голос повышался, резал слух, тявкал. Дик нахмурился. Где он слышал этот голос? Одновременно знакомый и чужой – подобный записи общеизвестных интонаций, обработанной электронной аппаратурой, искажающей тембр. Дик снова нахмурился. Что-то ускользало от внимания – что-то, о чем он должен был знать, что он обязан был заметить.
«А теперь я оставлю тебя умирать, – тявкал Василиск. – Можешь подсчитывать последние часы жизни, глядя на индикатор кислородного баллона. Проведи эти часы мудро – других у тебя не будет. Три раза ты избегал моей хватки, но теперь тебе конец. Так что примирись с вечностью, потому что ты никогда не покинешь эту камеру живым». Василиск поднялся на ноги, свет в его помещении погас, камера снова наполнилась мраком.
Как завороженный невероятным кошмаром, Дик провожал взглядом удалявшиеся желтые глаза – когда Василиск повернулся к Дику спиной, глаза эти превратились в две желтые дуги, наподобие скобок – теперь только края его выпученных глаз выступали из-за головы.
Глаза исчезли, Дик остался один.
Он принялся было беспокойно расхаживать из угла в угол камеры, но тут же заставил себя остановиться: движение приводило к лишнему потреблению кислорода. Следовало как можно меньше двигаться, беречь каждый вздох.
Дик растянулся на полу рядом с запасным кислородным баллоном. Этот баллон стал его последней, единственной надеждой на спасение. Он надеялся что пираты, предоставив ему достаточное время для того, чтобы задохнуться, придут, чтобы забрать тело. Высвободившись из темницы, он мог попытаться сбежать. Шанс был невелик – но это был шанс.
Дик лежал неподвижно, дыша неглубоко и редко. Время тянулось так, словно секунды ползли верхом на раковинах улиток. Дик думал о своем доме на Венере, о матери и сестре, о космическом полете на борту «Африканской звезды», о жизни в обсерватории. Он думал об отце. Думал о Василиске. Где-то в глубине сознания что-то просыпáлось – что? Он не мог припомнить. Дик вспомнил о своей фотографической камере. В ней сохранился один снимок. Единственная существующая фотография Василиска.
